Афинская демократия (середина V в. до н.э.)


6.  Ограниченность и уязвимость Афинской демократии

Оглавление

6.1. Ограниченность Афинской демократии

История древнего мира. Расцвет древних обществ / Под ред. И.М. Дьяконова, В.Д. Нероновой, И.С. Свенцицкой. М., 1982. С. 187-189.

Афинская политическая система, самая передовая для Греции того периода, была демократией для меньшинства населения. Из неё были исключены не только рабы, не имевшие ни политических, ни элементарных человеческих прав, но и метеки. Последние не получали политических и гражданских прав, даже если жили в Афинах в течение нескольких поколений. Афинское государство было заинтересовано в увеличении числа метеков, и в некоторые периоды принимались специальные меры для их привлечения. Метеков приписывали к афинским демам, законы защищали их интересы в большей мере, чем обычных чужеземцев - ксенов77.

Однако метеки были отгорожены от гражданского коллектива. Они не только исключались из всякого участия в политической жизни Афин, но и не имели права владеть недвижимым имуществом - землёй78 и домами. Занимаясь преимущественно ремеслом, торговлей, работой по найму, метеки вынуждены были жить в наёмных помещениях.

В то время как граждане Афин в период мира не платили прямых налоговналогов79 для метеков существовал специальный подушный налог - метойкион.

Метеки наряду с гражданами несли военную службу, более состоятельные из них привлекались к некоторым литургиям.

Иногда за особые заслуги перед Афинским государством отдельным метекам, а в редких случаях и целым группам давались привилегии - освобождение от подушного налога, право приобрести дом и участок земли, а изредка и самая ценная награда - гражданские права. Но это было исключением из правила. В целом же масса метеков, составлявших примерно треть или четверть свободного населения Афин, не могла пользоваться благами демократического строя.

В политической жизни Афин не участвовали и женщины. Афинянки вели даже более замкнутый образ жизни, чем спартанки, получали весьма скудное образование, готовившее их только к роли матери и домашней хозяйки. Жизнь женщины ограничивалась её домом и двориком, за пределы которых она выходила лишь в особых случаях (похороны или роды у кого-либо из близких, праздничная религиозная процессия), и то при обязательном сопровождении. Необходимые для хозяйства закупки делали муж и рабы. Когда к мужу приходили гости, жена удалялась на свою половину, участие в приёмах и собеседованиях мужчин считалось признаком дурного поведения, несовместимым с положением порядочной женщины. Жизнь, разумеется, вносила свои коррективы в эти застоявшиеся консервативные устои, но процесс ломки был болезненным.

При исключении рабов, а затем метеков и женщин из политической жизни блага демократии в Афинах оказываются благами для небольшой части её населения - полноправных граждан мужского пола.

Что касается полноправных граждан, то политический строй Афин обеспечивал им полноту политических прав и свобод. Применение жребия при замещении должностей предполагало, что любой гражданин может быть привлечён к управлению государством. Ежегодно сменяемые должностные лица регулярно отчитывались перед народным собранием и, в случае признания отчёта неудовлетворительным, могли быть отозваны досрочно. Даже высшие должностные лица должны были руководствоваться волей народного собрания.

При всём том принцип прямого народоправства не мог быть реально осуществлён. Народное собрание происходило достаточно часто, чтобы на нём ставились все важнейшие вопросы текущей политики. Но участвовали в собрании далеко не все граждане Афин. Жителям отдалённых от города районов приходилось затрачивать много времени на дорогу туда и обратно и отрываться от своих хозяйств. Да и горожане нередко по тем или иным причинам пропускали собрания. Характерно, что кворум, требовавшийся для решения некоторых, особо важных вопросов, составлял 6000 человек, что примерно равняется 1/4 или даже 1/5 общего числа граждан.

В самом собрании, несмотря на право каждого выступать, даже не считаясь с повесткой дня, как правило, говорили люди, получившие специальное образование, включавшее тогда и искусство красноречия - риторику . Чтобы заставить многотысячную аудиторию себя слушать, а тем более убедить её, требовались знания и особое мастерство. Такую подготовку могли получить сыновья только состоятельных афинян, и стремились к ней преимущественно выходцы из знатных семей. И не случайно, что большая часть популярных вождей афинского демоса в V в. до н.э. была аристократического происхождения.

История древней Греции / Сост. К.В. Паневин. Спб., 1999. С. 239 - 240.

Оплата государственных должностей обеспечила за массой афинских граждан реальную возможность активно пользоваться своими политическими правами. Отныне любой из самых бедных граждан мог безбоязненно отдавать своё время государственной деятельности. В результате, например, присяжные заседатели стали комплектоваться преимущественно из самых бедных слоёв афинского населения: участие в суде становится для многих граждан источников существования.

В американской историографии высказывалось мнение, что выдача афинским гражданам денежных пособий, которые совершенно произвольно сравниваются с пособиями по социальному обеспечению в современных государствах, оказалась непосильным бременем для афинской казны и в конечном счёте явилась одной из причин гибели античной демократии. Взгляд этот в корне неверен уже по одному тому, что расходы по пособиям в годы правления Перикла по всем признакам составляли сравнительно небольшой процент в расходной части афинского бюджета. Афинское государство было в состоянии легко нести этого рода расходы благодаря тому, что оно возглавляло Афинский морской союз, что союз этот уже успел превратиться в Афинскую морскую державу с подданными, обязанными исправно выплачивать форос. Никому другому, как именно вождю афинской демократии Периклу, пришла мысль о перенесении союзнической казны с Делоса в Афины, что дало возможность афинянам бесконтрольно распоряжаться этими деньгами.

Таким образом, те блага, которыми пользовались афинские граждане в рассматриваемый период, были основаны на эксплуатации не только рабов, но и населения многих других греческих городов, подчинённых Афинам. В этом коренилось одно из глубоких противоречий афинской рабовладельческой демократии.

Другая характерная её черта раскрывается в законе Перикла 451-450 гг. до н.э. о составе афинских граждан. До этого закона для того, чтобы стать афинским гражданином, требовалось иметь отца в афинским гражданстве, который должен был признать новорождённого, совершить над ним полагающиеся обряды и внести его в гражданские списки по дему. Мать новорождённого при этом могла быть и не афинянкой. Например, Клисфен, Фемистокл, Кимон, историк Фукидид по материнской линии были не афинского происхождения. Превращение Афин в один из самых крупных и политических, и экономических, и культурных центров Греции увеличило тягу в них из других городов; те же блага, которыми пользовались афинские полноправные граждане, естественно, порождали среди многих стремление породниться с афинянами или другим путём проникнуть в их ряды. Между тем финансовые возможности Афинского государства не были безграничными. Увеличение численности афинских граждан грозило совершенно определённым образом сказаться на их привилегиях. Вот почему Перикл, выражая интересы своих сограждан, в 451-450 гг. до н.э. внёс закон, согласно которому устанавливался новый признак гражданского состояния: отныне только тот получал права афинского гражданина, у кого и отец, и мать по рождению принадлежали к числу коренных афинян.

Все те, кто жил трудом своих рук, не могли через каждые 10 дней проводить помногу часов на Пниксе, где происходили заседания народного собрания. В ещё меньшей мере это было доступно для афинских крестьян. Чтобы посетить народное собрание, они должны были идти в город. В периоды горячих полевых работ немногие из них могли это себе позволить. Таким образом, получалось, что при общем числе афинских граждан примерно в 30 - 35 тысяч обычное число участников народного собрания вряд ли превышало 2 - 3 тысячи человек, и только в экстренных случаях собиралось больше.

Между тем в государственном праве древних отсутствовало понятие кворума. В глазах граждан непосредственное участие в народном собрании было правом, но не обязанностью. Поэтому, если кто-либо из граждан не являлся на народное собрание, считалось, что он как бы передоверяет свои права присутствующим, и решения народного собрания имели законную силу вне зависимости от числа выносивших их граждан. В результате получалось так, что афинское народное собрание, особенно в годы Пелопоннесской войны, нередко выносило случайные решения, противоречившие интересам государства и общему курсу проводимой им политики. В число избираемых народным собранием путём жеребьёвки и голосования должностных лиц, очевидно, могли попадать люди случайные, малопригодные для общественно-политической деятельности; все преимущество их состояло в том, что в день выборов они присутствовали на Пниксе. Точно так же, благодаря тому, что должность стратегов оставалась неоплачиваемой, богатые крупные рабовладельцы, не сочувствовавшие демократии, могли занимать её и таким путём влиять на ход политической жизни и после реформы Эфиальта и Перикла.

Вопросы

1. Как вы понимаете термин "ограниченность Афинской демократии"?

2. Как вы думаете, почему метеки и женщины Аттики были лишены политических прав?

3. Почему в политической жизни Афин V в. до н.э. происходило нарушение принципа "прямой демократии" (прямого народоправства)?

4. Имело ли значение, на ваш взгляд, происхождение и образование гражданина при использовании им провозглашённых в Афинах политических прав? (Для ответа на вопрос используйте материалы статьи В. Андреева "Афинская рабовладельческая демократия в западной историографии").

Источники

6.2. Перикл, его власть

XIV. Наконец, он вступил в борьбу с Фукидидом, рискуя сам подвергнуться остракизму. Он добился изгнания Фукидида и разбил противную партию.

XV. Когда таким образом был совершенно устранён раздор и в государстве настало полное единение и согласие, Перикл сосредоточил в себе и сами Афины, и все дела, зависевшие от афинян, - взносы союзников, армии, флот, острова, море, великую силу, источником которой служили как эллины, так и варвары, и верховное владычество, ограждённое покорёнными народами, дружбой с царями и союзом с мелкими властителями.

Но Перикл был уже не тот, - не был, как прежде, послушным орудием народа, легко уступавшим и мироволившим страстям толпы, как будто дуновениям ветра; вместо прежней слабой, иногда несколько уступчивой демагогии, наподобие приятной, нежной музыки, он в своей политике затянул песню на аристократический и монархический лад и проводил эту политику согласно с государственным благом прямолинейно и непреклонно. По большей части он вёл за собой народ убеждением и наставлением, так что народ сам хотел того же. Однако бывали случаи, когда народ выражал недовольство; тогда Перикл натягивал вожжи и, направляя его к его же благу, заставлял его повиноваться своей воле, действуя совершенно так же, как врач, который при продолжительной переменчивой болезни по временам дозволяет безвредные удовольствия, по временам же применяет сильные средства и спасительные лекарства.

В народе, имеющем столь сильную власть, возникают, естественно, всевозможные страсти. Перикл один умел искусно управлять ими, воздействуя на толпу главным образом надеждой и страхом, как двумя рулями... Он доказал этим, что красноречие, говоря словами Платона, есть искусство управлять душами и что главная задача его заключается в умении правильно подходить к различным характерам и страстям... Однако причиной этого была не просто сила слова, но как говорит Фукидид, слава его жизни и доверие к нему: все видели его бескорыстие и неподкупность. Хотя он сделал город из великого величайшим и богатейшим, хотя он могуществом превзошёл многих царей и тиранов, из которых иные заключали договоры с ним, обязательные для их сыновей, он ни на одну драхму не увеличил своего состояния, оставшегося ему от отца.

XVI. А между тем он был всесилен; об этом Фукидид говорит прямо; косвенным доказательством этого служат злобные выходки комиков, которые называют его друзей новыми Писистратидами, а от него самого требуют клятвы, что он не будет тираном, так как его выдающееся положение не сообразно с демократией и слишком отяготительно... Такое положение Перикла не было счастливой случайностью, не было высшей точкой какой-то мимолётной блестящей государственной деятельности или милостью народа за неё, - нет, он сорок лет первенствовал среди Эфиальтов, Леократов, Миронидов, Кимонов, Толмидов и Фукидидов, а после падения Фукидида и изгнания его остракизмом он не менее пятнадцати лет обладал непрерывной, единоличной властью, хотя должность стратега даётся на один год. При такой власти он остался неподкупным, несмотря на то, что к денежным делам не относился безразлично.

6.3. Плутарх, Перикл, XIV-XVI.

Общая оценка афинского демоса

Так афиняне столь же легко дают себя привести в состояние гнева, как и быть подвигнутыми к состраданию; они скорее готовы выказать недоверие, чем спокойное внимание; они охотно бывают готовы помочь неизвестным и ничтожным людям и легко приходят в хорошее настроение, предпочтительно от задорных и весёлых слов. Кто их восхваляет, доставляет им наибольшую радость; тот же, кто их бранит, вызывает в них полнейшее равнодушие. Они способны внушать страх даже своим правителям и проявлять человеколюбие даже в отношении своих врагов.

6.4. Плутарх, Наставления по управлению государством. Моралии, 799 С.

Афинский народ. Оценка комедии

П е р в о е п о л у х о р и е

Дивную ты власть имеешь,

Демос, наш владыка ты,

Как тиран, царишь повсюду,

Страх внушаешь на земле.

На дурное ты податлив,

Любишь лесть ты и обман,

И на речи, чьи угодно,

Ты готов разинуть рот,

А рассудок твой, хоть дома,

Всё же дома не живёт.
Аристофан, Всадники, ст. 1133-1140.

Сравнение афинян и спартанцев

...Вероятно, вам [спартанцам] ещё никогда не приходилось задумываться о том, что за люди афиняне, с которыми вам предстоит борьба, и до какой степени они во всём не схожи с вами. Ведь они сторонники новшеств, скоры на выдумки и умеют быстро осуществлять свои планы. Вы же, напротив, держитесь за старое, не признаёте перемен, и даже необходимых. Они отважны свыше сил, способны рисковать свыше меры благоразумия, не теряют надежды в опасностях. А вы всегда отстаёте от ваших возможностей, не доверяете надёжным доводам рассудка и, попав в трудное положение, не усматриваете выхода. Они подвижны, вы - медлительны. Они странники, вы - домоседы. Они рассчитывают в отъезде что-то приобрести, вы же опасаетесь потерять и то, что у вас есть. Победив врага, они идут далеко вперёд, а в случае поражения не падают духом. Жизни своей для родного города афиняне не щадят, а свои духовные силы отдают всецело на его защиту. Всякий неудавшийся замысел они рассматривают как потерю собственного достояния, а каждое удачное предприятие для них - лишь первый шаг к новым, ещё большим успехам. Если их постигнет какая-либо неудача, то они изменят свои планы и наверстают потерю. Только для них одних надеяться достичь чего-нибудь значит уже обладать этим, потому что исполнение у них следует непосредственно за желанием. Вот почему они, проводя всю жизнь в трудах и опасностях, очень мало наслаждаются своим достоянием, так как желают ещё большего. Они не знают другого удовольствия, кроме исполнения долга...

6.5. Фукидид, I, 70.

Сравнение монархии и демократии

17. ...В самом деле, люди, которые вступают в должность всего лишь на год, становятся частными лицами прежде, чем поймут что-нибудь в государственных делах и приобретут в них опыт.

18. Напротив, те, кто постоянно возглавляют один и тот же пост, даже если они по природе менее даровиты, всё равно намного превосходят других своей опытностью. Далее, первые многое оставляют в небрежении, надеясь друг на друга, вторые же ничего не упускают, ибо знают, что всё должны делать они сами. Кроме этого, политические деятели в олигархических и демократических государствах своим взаимным соперничеством причиняют вред общественным интересам, тогда как главы государств с монархическим строем, не видя, кому они могли бы завидовать, во всём поступают наилучшим образом, насколько это возможно.

19. Далее, первые не поспевают за делами, ибо большую часть времени они заняты своими занятиями, а когда собираются на совещания, то чаще их можно застать там погрязшими в спорах, чем совместно принимающими решения. Наоборот, вторые, не имея строго установленных совещаний и сроков, дни и ночи заняты государственными делами и потому не упускают никакой возможности, но каждое дело совершают своевременно.

20. К тому же первые настроены недоброжелательно; они хотели бы, чтобы и предшественники их по должности, и преемники как можно хуже управляли делами государства, с тем чтобы они сами приобрели как можно больше славы. Наоборот, оставаясь руководителями государства всю жизнь, на всё время сохраняют и благожелательное ко всему отношение.

6.6. Исократ, III, 17-20.

Вопросы

1. В приведённых фрагментах источников хорошо показаны черты этнопсихологии афинян. Как вы думаете, какие черты этнопсихологии афинских граждан способствовали установлению демократического строя, а какие, напротив, приближали его гибель?

2. Как вы считаете, сохраняет ли Плутарх беспристрастность, рассуждая о росте влияния и могущества Перикла?

3. Какие слабые стороны демократической формы правления подмечены Исократом?

6.7. Мнения отечественных специалистов

В. Бузескул. Перикл. Историко-критический этюд. Харьков, 1889. С. 2 - 3. IV; 56-57.

В немецкой историографии XIX в. сложилось целое направление, представители которого с позиций гиперкритицизма относились к Периклу. Они утверждали, что Перикл будто бы деморализовал афинян. Говорили, что он счастье и будущность государства поставил в зависимость от своей личности; говорили о его честолюбии и эгоизме, о неразборчивости средств, употреблённых им для подчинения себе афинского демоса, о вредном влиянии его нововведений, имевших целью задобрить и подкупить в свою пользу массу. Перикла обвиняли, что при нём совершился переход от ограниченной демократии к разнузданному господству черни, что именно он создал почву для деятельности последующих демагогов, что он не заботился об интересах землевладельческого класса и своей политикой, как внутренней, так и внешней, положил начало разорению этого класса. Находили, таким образом, что принципы Перикловой политики вели к охлократии, к несправедливости по отношению к более состоятельным гражданам, равно как и к большему притеснению союзников. В противоположность Периклу ставили Кимона, как панэллинского патриота, называя его "последним оплотом общеэллинских стремлений", а о Перикле говорили, что при нём Эллада обагряется кровью своих же граждан, так как именно он был виновником Пелопоннесской войны. Находились историки, которые, как например Друман, вообще ставили Кимона выше Перикла и говорили, что "Фемистокл и Кимон посеяли, а Перикл лишь пожал"; а Огинский, осуждая деятельность Перикла с точки зрения морали, отстаивает взгляд Платона, который, по его мнению, считал Перикла рутинёром. Большей частью приведённые нами порицания по отношению к Периклу находятся в тесной связи с общим господствовавшим тогда взглядом на афинскую демократию.

Но подобные воззрения, казалось, были уже окончательно опровергнуты Гротом и его последователями, и со времени появления труда знаменитого английского историка и затем "Истории Греции" Э. Курциуса до начала 80-х годов голоса, порицающие Перикла, раздаются всё реже и реже. Да и что значил голос, напр., Биссинга или Прифиха в сравнении с отзывами таких корифеев, как Ранке, - таких знатоков истории Греции, как Грот и Курциус, - таких специалистов вопроса, как Онкен и Ад. Шмидт? А у всех только что названных мы встречаем похвалы Периклу, нередко восторженные; мы видим тут опровержение тех обвинений, которые возводились на него древними или новыми авторами, и дальнейшее развитие той точки зрения на него, которую установил ещё Фукидид в своей известной характеристике его (II, 65).

Если я отношусь отрицательно к новым взглядам на Перикла, то не в качестве просто историка, а с точки зрения самого метода. Афинская демократия имела, конечно, свои светлые и свои тёмные стороны. Только совокупность тех и других составляет, так сказать, её физиогномию, и только обращая внимание на те и другие, можно дать верное представление о ней. Мы можем всё-таки объяснить себе более или менее удовлетворительно, каким образом могло создаться невыгодное мнение о нём таких авторов, как напр. Платон, Аристотель, Диодор и проч. Тут могла сказаться известная склонность - события и явления, вызываемые причинами общими, объяснять причинами более или менее случайными, мотивами личными, эгоистическими и т.п. С течением времени в памяти потомства, в представлении свидетелей, сравнительно поздних, могла сгладиться разница между Периклом и последующими демагогами, и вот личность первого отождествили с личностью последних: черты, характеризующие истинных демагогов, переносили и на Перикла. Многое из того, что было свойственно демократии уже вырождавшейся, могло впоследствии считаться делом Перикла, подобно тому, как приписывали же Солону создание демократических учреждений Афин. По демократии IV в. судили и о демократии Периклова времени. Под влиянием печальных явлений окружающей действительности, после рокового для афинян исхода Пелопоннесской войны, утратилась вера в прочность и благотворность демократического строя. Нередко лучшие умы в Афинах начинают обращать свои сочувственные взоры на аристократическую или, вернее, олигархическую Спарту, а к демократии вообще относятся с антипатией, видя именно в ней главную причину и источник всех бедствий и упадка отечества. В греческой литературе, философской и исторической, начинают преобладать тенденции крайне аристократические, и то именно, что нас, напр., теперь так привлекает в Афинах и в Перикле, могло отталкивать людей IV и конца V в. до Р.Х.

Ф.Н. Арский. Перикл. М., 1971. С. 42; 136.

Народ ревниво следил, чтобы кто-нибудь не приобрёл слишком большого влияния, которое угрожало бы демократии. Представители власти отнюдь не воспринимались как люди, возвышающиеся над основной массой граждан. Скорее наоборот: они сами ощущали себя слугами демоса, вынужденными подчас заискивать перед ним и всячески доказывать своё право занимать ту или иную должность. При этом они должны были помнить, что и самый высокий пост не защитит их, если они совершат малейший проступок. Злоупотребляя властью и причиняя обиду согражданам, любой чиновник, складывавший свои полномочия через год и не имевший права дважды занимать одну и ту же должность (исключение составляли лишь члены коллегии стратегов), с тревогой ожидал расплаты после очередных выборов - ведь его место вполне мог занять обиженный и свести с ним счёты.

В течение полувека демос добивался расширения своих прав. В конце концов при Перикле он стал неограниченным хозяином страны. Демократия достигла высшей точки и замкнулась в себе. Она существовала в себе и для себя, ограниченная жестокими рамками свободного гражданства. Она открыто провозгласила своё право повелевать и господствовать над остальными жителями, презирая не только рабов, но и иноземцев, и собственных метеков. Это была аристократическая демократия, демократия избранных. Опасаясь возвышения отдельных личностей, она сделала демос источником закона, высшим судьёй и носителем истины, несокрушимо уверовав в то, что большинство всегда право. Сражаясь с призраком тирании, афинский демос превратился в коллективного деспота, требующего жертв как от собственных граждан, так и от союзников. Демократия ещё не понимала, что её расцвет предвещает скорую гибель.

Формально афинский демос являлся источником закона и права, и считалось, что он может делать абсолютно всё, что сочтёт нужным. Он существовал сам для себя, не подчиняясь никому, и потому легко мог превратиться в самодержца, в деспота, капризного, своенравного и несправедливого. Афинские законодатели - от Клисфена до Перикла - отчётливо понимали такую опасность и пытались защитить демократию от неё самой. Потому-то с малых лет каждому жителю Афин внушалось, что истинная добродетель - служение народу и верность законам. Статья о противозаконии предохраняла от анархии, от того, чтобы полноправность демоса оборачивалась бесправием отдельных сограждан.

В. Андреев. Афинская рабовладельческая демократия в западной историографии // ВДИ. 1960. № 4. С. 139-146.

6.8. II. Демократия

Из работ Джонса и Старра мы узнали, что афинская демократия - собственно, не рабовладельческая. Но этим дело не ограничивается - она, как нас уверяют, вместе с тем и не демократия. Не совсем понятно, что же от неё останется.

В какой-то степени концепция "крайней демократии" в Афинах IV в., ведущая начало от Платона и Аристотеля, вызывала сомнения и подвергалась критике уже в начале XX в. Несомненно, она нуждается в некоторых поправках. Но в последнее время в западной литературе намечается направление, представители которого идут по этому пути, как кажется, чересчур поспешно.

Так, голландскому учёному Ван ден Буру принадлежит статья, посвящённая общим проблемам истории Греции80. Cлишком часто, пишет Ван ден Бур, мы склонны делать общие заключения на основе большего или меньшего числа особенных конкретных фактов. А обобщения (generalizations) - вещь опасная не только в повседневных делах, но и в научном исследовании. За последние полтора столетия сложилось определённое, "стандартизованное" представление о греческой цивилизации (особенно цивилизации классического периода). "Греческое чудо" в известной степени нас гипнотизирует, и мы невольно судим обо всём уровне греческой жизни по произведениям великих греческих философов, художников и поэтов. Этой цивилизации, продолжает Ван ден Бур, был нанесён удар исследованиями в области культуры, показавшими близость Греции к Востоку и вызвавшими сомнение в гармоничности и совершенстве греческого общества. Вместе с тем распространение исторического материализма подорвало пренебрежение "классицистов" к экономике, жизни масс, социальной структуре греческого мира.

Далее Ван ден Бур останавливается на некоторых примерах, свидетельствующих, по его мнению, о сохранении "варварства", суеверий, жестоких обычаев среди греков классической эпохи. Сложность и противоречивость общественной жизни создают возможность для появления различных взглядов на один и тот же предмет. В связи с этим Ван ден Бур (не становясь определённо на ту или иную сторону) отмечает, что проблема рабства вновь является предметом дискуссии.

Для нас наибольший интерес представляет та характеристика, которую Ван ден Бур даёт афинской демократии IV века. Выглядит она примерно так.

Противопоставляя передовые Афины отсталой Спарте, мы зачастую преувеличиваем те черты, которые создавали контраст между ними. Правда, все граждане в Афинах были равны перед законом. Но существовали социальные различия (хотя они не были ещё столь велики, как в позднейшие времена), и эти различия повсюду давали о себе знать. Высшие слои гражданства сосредоточивали в своих руках ведущие политические должности. Дело в том, что афинская демократия признавала и узаконивала фактически существовавшее имущественное неравенство. Мнение о том, что политические ограничения для беднейших граждан в конце концов отпали, не подтверждается источниками. Имущественный ценз со временем понизился, но был всё же сохранён.

Несмотря на формальное равенство, пишет далее Ван ден Бур, представители знатных семейств предпочитались при выборе на определённые должности. Жреческие функции находились в руках ведущих фамилий, в религиозных церемониях главную роль играли девушки знатного происхождения. Сами народные массы отдавали предпочтение знати (men of higher birth) при выборе руководителей. Аристофан высмеивал Клеона и других политических деятелей, потому что они принадлежали к менее высокому социальному уровню. Даже такой демократ, как Демосфен, глумился над "низким" происхождением Эсхина. Ораторы IV в. обычно принадлежали к состоятельным семьям. Лишь изредка люди, вышедшие из низов (вроде Фриниха и Эсхина), достигали политического влияния.

Политическое неравенство различных социальных слоёв, продолжает Ван ден Бур, было узаконено конституцией афинского государства, сохранявшей солоновское разделение граждан на четыре класса по величине имущества. Беднейшие граждане - феты - не были допущены к занятию государственных должностей. Правда, Плутарх сообщает, что уже в 479 г. до н.э. по предложению Аристида как будто все граждане были уравнены в правах (Plut., Aristid., 22). Но известно, что даже для 3-го имущественного класса, зевгитов, должность архонта стала доступной лишь в 458/7 г. до н.э. (Aristot., Athen. Polit., XXVI, 2). Утверждение автора псевдоксенофонтовой "Афинской политии" о том, что все граждане могут занимать государственные должности (видимо, Ван ден Бур имеет в виду [Xen.], Resp. Athen., I, 2), не заслуживает доверия: это, скорее всего, сознательное олигархическое преувеличение. Не следует придавать значения также сообщениям Исократа, Лисия и Псевдо-Демосфена (Isocr., XX, 20; Lys., XXIV, 13; [Dem.], LIX, 72), так как они по существу не подтверждают равноправия фетов. Решающим является то место у Аристотеля, где устанавливается, что по букве закона феты не имели доступа к государственным должностям. Ищущий должности должен был заявить, что он не фет (Aristot., Athen. Polit., VII, 4). И хотя в IV в. ценз класса зевгитов очень сильно понизился, самый факт неравноправия фетов остался.

Для подтверждения своих взглядов Ван ден Бур между прочим ссылается на работу Джонса "Афинская демократия". Как и Ван ден Бур, Джонс выступает против концепции "крайней демократии" в Афинах. Он также считает, что руководящие должности находились преимущественно в руках состоятельных и богатых граждан. Состоятельные преобладали в совете. Политические деятели - выходцы из низов - подвергались насмешкам со стороны комедиографов и ораторов (Jones, Athen. Democr., стр. 45-55). Политическое равноправие афинских граждан, в том числе и фетов, не вызывает у Джонса сомнений. Вместе с тем Джонс делает попытку определить социальный состав народного собрания и судов. Эти учреждения, которые почти всегда рассматривались как безусловно демократические, Джонс считает оплотом состоятельных слоёв гражданства.

...Благодаря любезности профессора Шеффилдского университета Хоппера я получил возможность в последний момент познакомиться с его небольшой работой об афинской демократии. Хоппер далёк от слепого поклонения Афинам, но вместе с тем ему чужды экстремистские взгляды Ван ден Бура и Джонса. Афины, считает он, дали ведущий пример демократии в Греции, и понятие "крайней демократии", выработанное Аристотелем, явилось в общем отражением афинских условий. Практически, конечно, состоятельные граждане имели больше возможностей для участия в политической жизни и занимали ряд важнейших государственных должностей. Но верховная власть всё-таки принадлежала демосу, осуществлявшему свой контроль и участвовавшему в управлении главным образом через посредство народного собрания и судов, путём выборов, судебных решений и обсуждения текущей политики. Хоппер рассматривает период VI - V веков как ряд последовательных этапов в становлении и развитии афинских демократических институтов. Сложившееся политическое устройство не было свободно от недостатков - собрание принимало иногда поспешные и ошибочные решения, легко поддавалось "дурным влияниям" и т.д. И всё-таки это устройство в IV веке до н.э. придало афинскому государству необычную для Греции устойчивость.

Наибольший интерес представляют соображения Хоппера о том, что он называет "фундаментом" или "глубинным строением" (infrastructure) афинской государственной организации. Опираясь главным образом на эпиграфические источники IV века, Хоппер показывает ту сторону афинской жизни, которая обычно остаётся в тени, - активную деятельность местных организаций: демов, фил и т.д. Он считает эту деятельность своего рода школой политического воспитания, приучавшей граждан к участию в обсуждении и управлении, дававшей им необходимые для этого навыки. Отсюда берёт начало дух коллективной ответственности за судьбы государства. Различие между "управляемыми" сводилось к минимуму.

Проблема значения местной политической деятельности в Аттике заслуживает специального исследования. В целом же взгляд Хоппера представляется более обоснованным, чем сомнения Джонса и Ван ден Бура.

...Нельзя сказать, что в той концепции, которую я пытаюсь здесь подвергнуть критике, нет ничего заслуживающего внимания. Изображение афинской демократии в виде органа господства "корабельной черни" над состоятельными слоями населения, разумеется, требует поправок. Ван ден Бур в общем прав, подчёркивая, что частная собственность и имущественное неравенство составляли для афинской демократии заранее данные рамки, за которые она не выходила. (Впрочем, если демократия не выступала против института частной собственности в целом, то конкретная частная собственность, какой бы крупной она ни была, отнюдь не являлась неприкосновенной. История IV века говорит об этом достаточно внятно). Как Ван ден Бур, так и Джонс подчёркивают, что богатые граждане занимали, как правило, ведущие должности в государстве. Характерно, что для подтверждения своего взгляда оба автора ссылаются на работу полувековой давности - на исследование Сундвалла. Книга Сундвалла появилась вслед за изданием "Prosopographia Attica" Кирхнера и представляла собой применение просопографического материала к изучению социально-политического строя Афин в IV веке до н.э. Это была смелая и остроумная работа, утвердившая в соответствующей отрасли знания действительно научные методы исследования. Шаг за шагом, в основном на материале надписей, Сундвалл прослеживает имущественное положение членов и секретарей совета, стратегов, послов и ораторов, демархов и других должностных лиц (насколько это положение вообще определимо). В результате получается, что сотни богатых и состоятельных граждан занимали в IV веке важные государственные должности. Более того, в некоторых случаях процент богатых определённо выше ожидаемого. Это значит, по-видимому, что богатые граждане участвовали в управлении более активно, чем другие слои населения.

6.9. Мнения зарубежных историков

Проблемы античной демократии в современной англо-американской историографии / Сост. А.Е. Медовичев. М., 1990. С. 22-29.

Как показывает история Пелопоннесской войны, суверенное народное собрание Афин часто принимало поспешные решения и столь же поспешно их пересматривало иногда незначительным большинством голосов, проявляло абсурдные и амбициозные заблуждения и жестокую агрессивность. Время от времени уважение к закону и его надлежащее исполнение терпели ущерб под воздействием всеобщей истории, как, например, после битвы при Аргинусских островах81 (см. 16, с. 11).

На посещаемость народного собрания влиял ряд факторов, действие которых варьировалось в зависимости от сезона, места жительства гражданина, общей ситуации в Архэ. В целом же, те, кто участвовали в каждом отдельном собрании, составляли меньшинство гражданского коллектива (21, с. 116).

Перечисленные выше полномочия экклесия показывают, что она действительно обладала суверенной властью, принимала или отвергала ставившиеся перед ней предложения. Однако, как отмечает С. Осборн, эта окончательная ответственность не то же самое, что действительная власть посвящённых в политику. Решения народного собрания были достаточно прочно связаны, в том числе и конституционно, теми вопросами и предложениями, которые выносились на его обсуждение, так что "власть второго рода оставалась в руках тех, кто вносил предложения" (22, с.65). Как показало изучение около 80 афинских декретов, относящихся к периоду 352 - 332 г. до н.э., лица, которые вносили соответствующие предложения, т.е. реально пользовавшиеся политической властью, принадлежали к социально и территориально ограниченной группе. Они, в основном, происходили из демов, расположенных на территории самого города, либо в его ближайшей округе. Либо это были в большинстве своём зажиточные граждане, имевшие резиденции как в своём отеческом деме, так и в городе. Интересы же большинства рядовых афинян ограничивались преимущественно их собственным демом (22, с.69).

...Современные исследователи отмечают противоречие между широким демократическим составом народных судов и применявшейся в них процедурой ведения судебного процесса, продолжавшей основываться на традиционной аристократической системе ценностей, которая временами ставила идеалы состязательности выше справедливости. С одной стороны, суды обнаруживали высокую степень институционной автономии, с другой - они действовали в обществе, в котором само понятие справедливости было далеко от чёткого определения (12, с.2). В некоторых случаях суды служили просто форумом, на котором решался исход политического конфликта между борющимися за власть влиятельными индивидами. Причём использование судебных тяжб в качестве политического оружия стало преобладать в связи с ростом могущества и престижа народных судов (12, с.67).

Одно из обвинений, выдвигавшихся критиками афинской демократии как древними, так и современными, состояло в том, что оплата должностей обеспечивалась данью, взимаемой Афинами со своих союзников по Делосской симмахии. Опровергая это обвинение, А. Джоунз указывает на тот факт, что демократия продолжала существовать и в IV в. до н.э., когда не было Афинской морской державы. К тому же демократия не только продолжала существовать, но и расширяла систему выплат. В начале IV в. до н.э. была введена плата даже за посещение народного собрания. Согласно некоторым подсчётам, разумеется приблизительным, все расходы такого рода покрывались в это время за счёт внутренних доходов Афинского государства (17, с. 5-6). Вместе с тем, А. Джоунз вынужден признать, что финансовые выгоды, получаемые от существования Архэ, позволяли Афинам оставаться великой державой и обеспечивать большей части своего гражданского населения высокий уровень жизни (17, с.6.).

А. Боннар. Греческая цивилизация. Указ. соч. C. 226-227.

И всё же широта мысли и сила красноречия Перикла создали ему настолько высокий авторитет, что он становится как бы противопоставляемой силой. Демократия Перикла есть демократия управляемая. Фукидид высказал об Афинах того времени суждение очень категорическое. "Это было по имени демократией, а фактически - правлением, осуществляемым первым из граждан". Становится понятным, как случилось, что Софокл, знавший Перикла и любивший его, позаимствовал некоторые его черты, создавая образ Креонта в "Антигоне".

Однако об этом можно сказать больше и, пожалуй, хуже. Перикл, завершая демократию, служа ей одновременно и противовесом и тормозом её действиям, если можно так выразиться, "закрывает её".

А. Винтерлинг. Политическая цивилизация греко-римской античности // Ярославский педагогический вестник. 2001. № 1. С. 111.

Для оценки демократии, возникшей помимо Афин и во многих других полисах, важны два обстоятельства: 1. Народ, демос, давший демократии своё название, в целом был только меньшинством, составлявшим около 10% всего населения. Из участия в политике были исключены все лица, относящиеся к дому: женщины, дети, рабы, а также большое число греков, длительное время живших в Афинах, но не родившихся там, так называемые метеки. 2. Несмотря на политическое равенство всех взрослых граждан Афин мужского пола, существовало значительное социальное и экономическое неравенство, которое признавалось всеми. Об этом свидетельствует то, что до конца V в., несмотря на "власть народа", все ведущие политики принадлежали к старым аристократическим семьям.

Вопросы

1. Согласны ли вы с утверждением А. Боннара: "Афинская демократия была управляемой и направляемой"?

2. Почему В. Бузескул вступил в полемику с немецкими историками XIX в., оценивающими с позиции гиперкритицизма личность и деятельность Перикла?

3. Как вы понимаете слова Ф.Н. Арского "афинский демос - коллективный деспот", "афинская демократия - демократия избранных"?

4. Какие недостатки в работе народных собраний и деятельности народных судов отмечают зарубежные специалисты?

6.10. Уязвимость Афинской демократии

Учебники для вузов

История древней Греции / Сост. К.В. Паневин. Указ. изд. С. 216-225.

Одним из наиболее значительных событий периода пентеконтаэтии, во многом определивших собой историческую обстановку всего этого времени, явилось образование Делосского морского союза, в дальнейшем переросшего в морскую державу афинян. Образование Делосского морского союза непосредственно связано с историей того объединения греческих государств, которое возникло в пору нашествия Ксеркса на Балканскую Грецию для совместной защиты от врага своей свободы и независимости. В прямой связи с военными успехами, одержанными этим объединением в борьбе с персами, число его участников значительно увеличилось и продолжало увеличиваться за счёт вступления в него всё новых и новых членов из числа городов, ранее остававшихся нейтральными или освободившихся от власти Персидской державы.

Вскоре после выхода Спарты и пелопоннесских городов из общеэллинского союза греческие государства, заинтересованные в продолжении войны с персами и готовые вести её дальше, направили своих представителей на остров Делос. Здесь в 477 г. до н.э. на своего рода конгрессе представителей этих государств было принято скреплённое клятвой решение сохранять союз, который с этого времени стал называться Делосским.

Первоначально Делосский союз представлял собой объединение независимых и равноправных греческих городов-государств. Каждый из участников союза сохранял свой государственный строй, своё правительство, своё гражданство, так что граждане одного союзного города, например, не пользовались правами гражданства в другом: не могли приобрести в нём земельной собственности и т.д. Целью этого объединения было продолжение войны с персами для того, чтобы отомстить им за бедствия, причинённые Элладе, и добиться освобождения тех эллинов, которые ещё оставались под их властью (Фукидид I, 96; III, 10).

Для осуществления этой цели союзники обязались поставлять в объединённый флот установление число военных кораблей с экипажем, а также вносить в общую казну на Делосе82 форос - денежные взносы по раскладке, необходимые для покрытия общих военных расходов. Верховным органом союза должен был стать общий совет, состоящий из представителей всех входивших в состав этого объединения городов с равным правом голоса, который должен был собираться на Делосе - старинном центре ионийской амфиктионии, образовавшейся вокруг Делосского храма Аполлона. Неизвестно, однако, собирался ли этот совет регулярно, или его созывали по мере надобности афиняне.

Афины, как обладавшие самым большим и сильным флотом, сразу же заняли в этом объединении руководящее положение. Ещё до выхода Спарты из общеэллинского союза Хиос, Лесбос и Самос, три самых крупных островных государства, призывали афинян взять на себя главенство и выражали готовность подчиниться их руководству. Теперь афинянам было предоставлено главнокомандование в предстоящих военных действиях. Фактически афиняне с самого образования Делосского союза стали играть главную роль и в организационных, и в финансовых его делах. Афинские стратеги, например, целиком взяли на себя раскладку фороса между городами и определение его размера. Вернувшийся из изгнания вскоре после Саламинского сражения афинянин Аристид первым определил его общую сумму в 460 талантов. При исчислении этой суммы, по-видимому, были приняты в расчёт как реальные финансовые ресурсы союзных городов, так и военные потребности союза, заинтересованного, надо думать, в достаточно внушительных морских силах. По некоторым приблизительным подсчётам, на эти деньги можно было содержать в течение семи-восьми месяцев до 200 триер с экипажем в 200 человек на каждой. Не совсем ясно, представляли собой 460 талантов аристидовского фороса сумму, фактически выплачиваемую союзниками, или только наложенную на них по данным оценки их, так сказать, потенциальной платежеспособности? Скорее, последнее, поскольку и в дальнейшем, афинянам почти никогда не удавалось получать форос в том размере, в каком он был определён по раскладке. В последующие годы сумма этой раскладки неоднократно изменялась.

Превращение Делосского союза в морскую державу афинян

Было много причин, способствовавших постепенному превращению Делосского союза из объединения равноправных греческих полисов, соединивших свои военные силы для совместной борьбы с общим врагом, в морскую державу Афин, в которой союзные города фактически оказались на положении афинских подданных. Значительный перевес в силах был на стороне Афин с самого образования союза. В дальнейшем соотношение сил в составе неуклонно продолжало изменяться в пользу афинян, в прямой связи с экономическим расцветом Афин, превращением их в крупнейший в Греции центр товарного производства и морской торговли. В то же самое время, именно в рассматриваемые годы, в Афинах окончательно утвердился государственный строй античной рабовладельческой демократии. Демократические слои населения во всех греческих городах горячо сочувствовали этому строю, и афиняне, таким образом, всюду имели своих сторонников, всегда готовых оказывать им поддержку.

Свою роль в процессе постепенного превращения Делосского союза в Афинскую державу сыграла утвердившаяся в нём система раскладки и взимания фороса. После того, как война затянулась на неопределённо длительный промежуток времени, для очень многих греческих городов, особенно для городов небольших, стало весьма обременительным содержать свои корабли и составлявших их экипажи граждан в состоянии постоянной военной готовности. Для этих городов непосредственное участие кораблями и людьми в военных действиях с самого уже начала было заменено выплатой фороса. Такой порядок вполне устраивал и эти города, и афинян, которые взяли раскладку и взимание фороса в свои руки. В результате союзники стали подразделяться на две категории: на тех, кто непосредственно собственными военными силами участвовал в военных действиях, и тех, кто выплачивал лишь денежные взносы. Денежные средства от этих взносов фактически целиком поступали в полное распоряжение афинян, и на них строили всё новые и новые корабли, увеличивавшие и без того большой афинский флот. Морская мощь Афин, таким образом, из года в год возрастала, и вскоре они перестали иметь себе равных на Эгейском море.

Последствия усиления Афин не замедлили сказаться. Афиняне всё чаще стали вмешиваться во внутренние дела союзных городов, обнаруживая настойчивое стремление подчинить их своему всестороннему контролю. Превращение Делосского союза в централизованное государственное объединение под главенством Афин стало вполне сознательной и главной целью афинской политики.

Эти устремления Афин имели под собой совершенно определённую историческую основу. Наблюдаемый в годы пентеконтаэтии рост товарного производства, усилившееся общение городов друг с другом, их политические взаимоотношения, затянувшаяся борьба с общим врагом - всё это порождало новые для социально-политической жизни Греции объединительные тенденции. В самом факте образования Делосского союза нельзя не видеть одного из их проявлений. Однако эти новые тенденции развились в крайне противоречивой обстановке, на каждом шагу вступая в столкновения с характерной для всех греческих полисов приверженностью к автаркии и политическому партикуляризму. При таких условиях проводимая Афинами политика не могла не вызывать противодействия со стороны городов, дороживших своей независимостью. Нередко дело доходило до серьёзных конфликтов между Афинами и их союзниками. В таких случаях все преимущества были на стороне афинян. Союзные города были разъединены морем, на котором господствовал афинский флот. Им трудно было поэтому объединить свои силы для совместного выступления против Афин, отдельные же их попытки выйти из состава союза, чтобы освободиться от тяготившей их зависимости от афинян, немедленно же подавлялись. Афиняне в таких случаях не останавливались перед самыми решительными и крутыми мерами. Они направляли против союзника, обнаружившего намерение отсоединиться, свой флот, высаживались на его территории, вводили в мятежные города свои временные или постоянные гарнизоны, конфисковывали у местных граждан земли и селили на этих землях своих вооружённых колонистов - клерухов, силой оружия подавляя всякое сопротивление. Примеров вооружённых столкновений между Афинами и союзными городами известно немало.

В этом отношении весьма также показательна сохранившаяся афинская надпись 446-445 гг. до н.э. - декрет афинского народного собрания, касающийся положения города Халкиды после подавления афинянами его попытки выйти из состава союза. Согласно этому декрету каждый гражданин Халкиды должен был принести клятву о том, что он не восстанет "против афинского народа ни делом, ни помыслом, ни словом", что он не будет "повиноваться тому, кто восстанет, а если кто-нибудь восстанет, сообщит о нём афинянам". Далее каждый халкидский гражданин обязывался "платить форос", "быть честным и преданным союзником", "помогать и защищать афинский народ", "повиноваться афинскому народу".

После расправы над Наксосом, Фасосом, Халкидой и др. собственные военные силы в союзе продолжали сохранять только Лесбос, Хиос и Самос. Все остальные союзники должны были подчиниться Афинам и выплачивать форос.

Афиняне разделили всю территорию союза сначала на три, а с 443-442 гг. до н.э., на пять податных округов: ионийский, гелеспонтский, фракийский, карийский и островной. Позднее, по-видимому около 437 г. до н.э., ионийский и карийский округа были соединены вместе. Вне этих округов остались только уже упоминавшиеся Самос, Хиос и Лесбос, как государства, продолжавшие сохранять свои собственные вооружённые силы и автономию, не платившие фороса.

Во главе каждого округа были поставлены афинские уполномоченные, так называемые епископы, которые осуществляли общее наблюдение за входившими в состав их округа городами и выплатой ими фороса. Раскладка фороса пересматривалась в сторону повышения или понижения взносов отдельными городами каждые четыре года. Для этой цели афинское народное собрание выбирало особых должностных лиц, по два на каждый округ, на обязанности которых лежало выяснить платёжные ресурсы облагаемых форосом городов. Только некоторым городам, главным образом принадлежавшим к фракийскому округу, в виде особой привилегии было позже предоставлено право самостоятельной раскладки фороса, но таких городов насчитывалось не больше одиннадцати.

Окончательно раскладка фороса на четрые года утверждалась в Афинах в законодательном порядке особым судом, состоявшим из 501 гражданина-присяжного (в особых случаях - 1501 присяжного). На заседаниях этого суда представители союзных городов могли выступать со своими жалобами и пожеланиями, но от усмотрения афинских присяжных - от результата их голосования - целиком зависело, принимались ли эти жалобы и пожелания во внимание.

После утверждения раскладки союзные города были обязаны ежегодно в марте, к празднику больших Дионисий, вносить соответствующую часть наложенного на них фороса. Небольшие города, расположенные недалеко друг от друга, вступали для совместной выплаты фороса в особые объединения - синтелии. Собранные со всех членов синтелии средства вносились возглавлявшим её городом в союзную казну.

Ещё в 454-453 гг. эта казна, после постигшего афинян в Египте поражения, была перенесена в Афины под тем предлогом, что держать её на острове Делосе стало небезопасным. Перенесение казны с Делоса в Афины явилось своего рода вехой на пути перерастания союза в Афинскую державу. Как о том свидетельствуют сохранившиеся фрагменты афинских надписей этого времени, 1/60 от общей суммы ежегодных взносов союзников стала отчисляться афинянами в так называемую священную казну богини Афины. Эта казна представляла собой своего рода резервный фонд Афинского государства. В тех случаях, когда по решению афинского народного собрания из казны богини Афины производились ассигнования на покрытие каких-либо государственных нужд, они считались займами и подлежали возврату вместе с начисленными на них процентами. "Долги богине Афине" и проценты по ним афиняне также погашали за счёт собираемых с союзников денег. Вскоре афиняне стали распоряжаться и остальной частью этих денег, как своими собственными.

После так называемого Каллиева мира 449 г., когда война против персов, ради которой был создан союз, прекратилась, дальнейшее существование этого объединения в глазах многих союзников перестало себя оправдывать. Однако афиняне не только не уменьшили, но, напротив, повысили свои требования к союзникам. Помимо выплаты фороса союзные города должны были участвовать во всех тех войнах, какие вели Афины, оказывать им всемерную помощь, безропотно подчиняться их политическому контролю.

Взаимоотношения Афин с союзными городами формально базировались частью на договорах, частью на постановлениях афинского народного собрания. По своему содержанию эти договоры и постановления не были вполне однородны, предусматривая различные степени ущемления полисной независимости союзников.

Если афиняне не были уверены в прочности своего влияния над тем или иным из союзных городов, они ставили его под своё непосредственное административное наблюдение. Помимо всякого рода уполномоченных и наделённых чрезвычайными полномочиями послов, в источниках упоминается и об афинских архонтах в союзных городах без определения их функций. По всей видимости, это были своего рода градоправители.

Очень существенную роль в укреплении афинской власти над союзниками продолжали играть клерухии, выполнявшие функции афинских гарнизонов на территории союза. Такого рода гарнизоны существовали на островах Лемносе, Имбросе, Наксосе, Андросе, в Синопе на Чёрном море и многих других местах. Всего за годы пентеконтаэтии было выведено в клерухии свыше 10 тыс. афинских граждан. Земли для них обычно отбирались у союзных городов в репрессивном порядке, но иногда они предоставлялись и по соглашению, например, на условиях понижения фороса.

Весьма тяжёлым для союзников было ограничение их самостоятельности в области суда. Первоначально афиняне изъяли из ведения местных судов все дела, касавшиеся взаимоотношений союзных городов с Афинами: дела о попытках союзников отложиться, жалобы союзников на раскладку фороса и т.д. Одновременно они стали ограничивать юрисдикцию союзников и в других отношениях. Через некоторое время все дела граждан союзных городов, которые могли повлечь за собой лишение гражданских прав, изгнание или смертную казнь, стали рассматриваться афинским судом. В Афинах стали проходить и наиболее крупные гражданские процессы союзников, так что в ведении местных судов остались лишь дела по менее значительным преступлениям и искам. Более обширную собственную юрисдикцию союзные города сохраняли лишь в случаях, особо оговорённых в их договорах с Афинами.

Наряду с политическим и военным контролем афиняне стали осуществлять над своими союзниками и экономический контроль. Вскоре же после образования союза афинская монета получила настолько широкое распространение во всех союзных городах, что местная монета стала выпускаться с расчётом обращения лишь на местном рынке. В дальнейшем афинская монета завоевала себе полное господство, и в 434 г. до н.э. афинское народное собрание вынесло постановление, воспрещавшее союзным городам самостоятельный выпуск своей серебряной монеты. Правда, это постановление не особенно строго соблюдалось, и, например, известно, что Хиос продолжал чеканить свою монету, которая встречается на всём малоазийском побережье. Поэтому в 420 г., т.е. уже во время Пелопоннесской войны, афинское народное собрание вынесло новое постановление, которым предписывалось произвести во всех союзных городах обмен имеющейся валюты на афинские деньги, но, так как к этому времени Афинская держава стала уже клониться к упадку, решение это не было полностью реализовано. Повсеместное распространение в союзе получили также принятые в Афинах меры веса.

Под афинский контроль была взята и торговля союзных городов, что стало давать афинским купцам немалые выгоды. Так, афиняне, например, установили постоянное наблюдение над провозившимися через Геллеспонт из причерноморских стран продовольственными и хлебными грузами. Эти грузы стали распределяться по союзным городам только через афинские руки. Несколько позже, уже в годы Пелопоннесской войны, афиняне установили в самом узком месте Боспорского пролива, у Хрисополя свою таможню и стали взимать с каждого проходившего из Чёрного или в Чёрное море корабля пошлину в размере 10% от стоимости провозимого груза.

Учитывая все упоминаемые особенности афинской политики по отношению к союзникам, было бы, однако, неправильным считать, что в основе её лежало одно голое принуждение. Союз под гегемонией Афин сблизил многие города друг с другом. Между всеми ними и Афинами установилось более тесное экономическое общение и сотрудничество. Господство афинского флота на море облегчило и обезопасило торговые сношения между союзниками, централизованное же разрешение возникавших в процессе этого общения конфликтов укрепляло торговые связи. В итоге материальное благосостояние многих союзных городов поднялось. Проводимая Афинами политика насаждения в этих городах демократических порядков и повсеместной поддержки демократии также имела большое значение, поскольку в данном случае речь идёт о наиболее прогрессивных для рабовладельческой эпохи формах политического устройства.

Все эти положительные стороны объединения, однако, вступали в противоречие с настойчивым стремлением афинян полностью подчинить себе союзников и повысить собственное благосостояние за счёт их эксплуатации. В то же время безудержная внешнеполитическая экспансия Афин, направленная к тому, чтобы ещё больше расширить границы своего союза за счёт включения в него всё новых и новых городов, не могла не вызвать решительного противодействия Спарты и Пелопоннесского союза, испуганных ростом афинского могущества. При всех этих условиях зародившаяся в Греции тенденция к объединениям, выходящим по своим масштабам за рамки полиса, выливалась в такие формы, которые не могли оказаться долговечными.

Вопросы

1. Согласны ли вы с утверждением, что Афинская демократия существовала на средства союзников (членов Первого Афинского морского союза)?

2. Как проявилась полисная психология афинских граждан по отношению к союзникам?

3. Какие формы подчинения союзников использовали афиняне?

4. Были ли какие-то преимущества (выгоды) у греческих полисов, входивших в состав Первого Афинского морского союза?

Источники

Хрестоматия по истории древней Греции / Под ред. Д.П. Каллистова. М.,1964. С. 200 - 209; 217 - 225.

Первый афинский морской союз

Создание Делосского морского союза

XXIV. Ещё находясь под руководством спартанцев83, греки делали определённые взносы на военные нужды, и теперь, желая, чтобы каждому городу была определена надлежащая подать, они попросили афинян отрядить к ним Аристида и поручили ему, познакомившись с их землями и доходами, в соответствии с их возможностями назначить, сколько кому платить. Получив такую громадную власть - ведь Греция в какой-то мере отдала в его распоряжение всё своё имущество, - бедным ушёл он из дома и ещё беднее84 вернулся, составив податный список не только безукоризненно справедливо, но и ко всеобщему удовлетворению. Подобно древним, воспевавшим век Крона, прославляли союзники афинян подать, установленную Аристидом, называя её "счастьем Греции", в особенности когда она по прошествии недолгого времени удвоилась, а затем и утроилась. Общая сумма, назначенная Аристидом, была около четырёхсот шестидесяти талантов. Перикл увеличил её почти на треть: как сообщает Фукидид, в начале войны к афинянам поступало от союзников шестьсот талантов. После смерти Перикла правители довели её, повышая понемногу, до тысячи трёхсот талантов не столько потому, что превратности долгой войны85 требовали больших издержек, сколько потому, что народ был уже приучен к раздачам86, к получению денег на зрелища, к сооружению статуй и храмов.

6.11. Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Аристид, XXIV - XXV.

Установление гегемонии Афин над союзниками

96. Получивши таким образом гегемонию по желанию союзников, афиняне определили сумму взносов как тех городов, которым для борьбы с варварами нужно было доставлять деньги, так и тех, которые должны были доставлять корабли. Предлогом к образованию такого союза было намерение подвергнуть опустошению владения персидского царя в отмщение за те бедствия, какие претерпели эллины. В то же время афиняне впервые учредили должность эллинотамиев, которые и принимали форос - так названы были денежные взносы союзников. Первоначальный форос был в четыреста шестьдесят талантов, казнохранилищем служил Делос, и союзные собрания происходили в тамошней святыне.

97. Имея гегемонию над союзниками, которые вначале были автономны и совещались на общих собраниях, вот что предприняли афиняне в своём внутреннем управлении и в войнах в промежуток времени между Персидской и этой войной87 в отношении к варварам, к бунтующим своим союзникам.

98. Прежде всего афиняне под начальством сына Мильтиада Кимона88 после осады взяли занятый персами Эйон, что на Стримоне, и жителей его обратили в рабство. Затем они обратили в рабство жителей Скироса, острова на Эгейском море, заселённого долопами, и заселили его сами89. Афиняне вели войну против каристян без участия остальных эвбеян и спустя некоторое время вступили с ними в мирное соглашение. Потом они воевали с отложившимися наксосцами90 и осадой, принудили их к сдаче. Это первый союзный город, покорённый вопреки установившимся отношениям к союзникам; впоследствии то же случилось и с рядом остальных городов91.

99. Помимо иных причин отложения союзников важнейшими были: недоимки в уплате фороса, отказы в доставке кораблей и войска, если какой город был к тому обязан. Действительно, афиняне взыскивали определённо то, что полагалось доставлять союзникам, и применением принудительных мер раздражали их, не привыкших или не желавших сносить эти строгости. И в других отношениях главенство афинян было далеко не по вкусу союзникам в такой степени, как сначала, да и в совместных военных предприятиях равенства между афинянами и союзниками не было, и афиняне с большой лёгкостью приводили восставших к повиновению. Виноваты в этом оказались сами союзники: вследствие нерасположения к военной службе, из нежелания удаляться с родины большинство союзников обложили себя денежной данью вместо доставки кораблей, с тем чтобы вносить приходившиеся на их долю издержки. Таким образом, флот афинян увеличивался на средства вносимые союзниками, а последние в случае восстания шли на войну неподготовленными и без необходимого опыта.

6.12. Фукидид, История, I, 94 - 99.

Перевод Ф.Г. Мищенко, переработанный С.А. Жебелевым

Постановление афинского Народного Собрания об Эрифрах

Приводимая ниже надпись даёт представление о положении союзников Афинской архэ и об отношении Афин к союзникам. Надпись датируется приблизительно 60-ми годами V до н. э.

...Постановите... сказал... [эрифреец] должен привозить... на великие Панафинеи мяса ценой [не менее] чем на три мины и раздавать это мясо из Эрифр лицам, [заведующим жертвоприношениями], каждому на одну драхму. Если же привезёт... ценой не на три мины согласно уговору, то [заведующий жертвоприношениями] должен прикупить жертвенных животных, а народ эрифрейцев должен записать [себе в долг]. А кости с мяса... желающим.

Совет [буле] эрифрейцев должен быть избран с помощью бобов в составе ста двадцати человек. Избранные должны пройти докимасию в буле, и не должны быть членами буле те, кто не достиг возраста в тридцать один год.

Судебное преследование должно быть основано на уликах. Быть членом буле следует не менее четырёх лет. Отвергать и выносить решения должна буле в полном наличном составе, епископы [от афинян] и начальник [афинского] гарнизона, всё остальное [находится в ведении] буле и начальника гарнизона.

Каждый, кому предстоит заседать в буле, прежде чем приступить к управлению, должен перед эрифрейцами поклясться [Зевсом], Аполлоном и Деметрой и призвать проклятие на себя и на своих детей на случай, если он нарушит клятву. [Клятва] должна сопровождаться сжиганием жертвенного животного.

Таким именно образом должен совет выносить свои решения. Если же это не будет соблюдаться, то [члены буле] будут оштрафованы на тысячу драхм или народ Эрифр постановит на собрании их сместить. Пусть булевты приносят следующую клятву: "Я буду выносить решения мудрые и справедливые, насколько это [в моих силах], в отношении народа эрифрейцев и афинян и союзников, я не изменю ни афинскому народу, ни союзникам, ни сам, ни другого не совращу и не перейду на сторону врага сам и не уговорю никого другого принять кого-нибудь из [беглецов], перешедших на сторону [персов] без ведома афинян и народа [Эрифр], и не позволю оставаться им без ведома афинян и народа".

6.13. Перевод А.Я. Гуревича

Постановление о Халкиде (SIG, 17)

Приводимая надпись показывает изменения во взаимоотношениях Афин и союзников, происшедшее при Перикле. Надпись датируется 446/445 г. до н.э.

По следующим пунктам пусть принесут присягу совет и судьи афинян: я не изгоню халкидян из Халкиды и не разорю их города, и честного человека без суда и без постановления народа афинского не лишу гражданских прав, не накажу изгнанием, не арестую, не убью, не отниму ни у кого денег, не поставлю на обсуждение приговора ни против общины, ни против какого-либо частного лица без предуведомления. И когда придёт посольство, я по мере возможности дам аудиенцию у совета и народа в течение 10 дней, когда буду состоять пританом. Это я буду соблюдать по отношению к халкидянам, если они будут повиноваться народу афинскому. Пусть посольство, которое придёт из Халкиды, вместе с уполномоченными для принятия присяги приведёт к присяге афинян и запишет принесших присягу. А чтобы все принесли присягу, об этом пусть позаботятся стратеги.

По следующим пунктам пусть принесут присягу халкидяне: я не изменю народу афинскому ни хитростями, ни происками какими-либо, ни словом, ни делом и не послушаюсь того, кто задумает изменить. И если кто-нибудь изменит, я сообщу афинянам. И подать я буду вносить афинянам такую, какую выхлопочу от афинян. И союзником я буду, насколько смогу, лучшим и добросовестным. И народу афинскому буду помогать и содействовать, если кто-нибудь будет наносить обиду народу афинскому, и буду повиноваться народу афинскому. Пусть принесут присягу из халкидян все совершеннолетние. А если кто не даст присяги, тот да будет лишён гражданской чести и пусть имущество его будет конфисковано, и десятина его имущества сделается священной собственностью Зевса Олимпийского. Пусть посольство афинян, когда оно придёт в Халкиду, вместе с уполномоченными для принятия присяги в Халкиде приведёт к присяге и запишет халкидян, принесших присягу.

Иностранцы, находящиеся в Халкиде, которые, проживая там, не платят податей в Афины, и те, которым дана народом афинским свобода от податей, пусть будут свободны от них: а остальные пусть платят в Халкиду, как и все вообще халкидяне. Пусть это постановление и присягу напишет в Афинах секретарь совета на каменной плите и поставит в Акрополе за счёт халкидян, а в Халкиде пусть напишет и поставит в храме Зевса Олимпийского совет халкидян.

Взыскания у халкидян пусть будут в Халкиде по их собственному усмотрению, как для афинян в Афинах, за исключением изгнания, смертной казни и лишения гражданской чести, а по этим делам пусть будет право апелляции в Афины в суд присяжных (гелиею) с фесмофетами, согласно постановлениям народа. Об охране же Эвбеи пусть заботятся стратеги елико возможно тщательнее, чтобы было как можно лучше для афинян.

Афинский закон, обязывающий союзников пользоваться афинской монетой (SEG, III, 713)

Надпись найдена на о. Симле, датируется приблизительно 420 г. до н.э.

Кто будет чеканить в городах92 (свою) серебряную монету и будет пользоваться не афинскими монетами, весами и мерами, но иноземными монетами, весами и мерами, подлежит наказанию... Частные лица сдают иноземную монету, когда пожелают, а город (Афины) должен её обменять (на афинскую). Каждый должен составить список (сдаваемых монет) и представить его на монетный двор, эпистаты же, приняв этот список и занеся его на доски для публичных объявлений, должны выставить их у монетного двора для осмотра каждому желающему, занеся отдельно иноземные деньги и отдельно туземные.

Отношение античных историков к "союзнической политике" афинян

(14) Что же касается союзников, то у них толпа, очевидно, тоже преследует злостными клеветами и ненавистью благородных; а так как афиняне понимают необходимость того, чтобы подчинённый ненавидел своего повелителя, и, с другой стороны, знают, что если в государстве силу будут иметь богатые и благородные, то в Афинах власть очень недолго будет оставаться в руках народа, ввиду этого они благородных лишают там гражданской чести, отнимают имущество, изгоняют из своих владений и убивают, а простых поддерживают. Благородные из афинян защищают благородных в союзных государствах, понимая, что им самим выгодно защищать всегда в государствах людей лучших...

(16) По мнению некоторых, народ афинский делает ошибку также и в том, что заставляет союзников ездить для судебных дел в Афины93. Но афиняне возражают на это, исчисляя, сколько заключается в этом преимуществ для афинского народа: во-первых, из судебных пошлин94 он получает целый год жалованье; затем, сидя дома и не выезжая на кораблях, он распоряжается в союзных государствах и при этом людей из народа поддерживает в судах, а противников уничтожает. Между тем, если бы все вели свои процессы у себя на родине, то будучи недовольны афинянами95, старались бы уничтожить тех из своей среды, которые наиболее сочувствуют афинской демократии... (18), а при теперешних условиях вынужден угождать народу афинскому каждый в отдельности из союзников, так как каждый сознаёт, что ему предстоит, придя в Афины, подвергнуться наказанию или получить удовлетворение не перед кем-либо иным, но перед народом96, как того требует в Афинах закон. И он бывает вынужден умолять на судах, бросаясь на колени, и хватать за руку всякого входящего. Вот поэтому-то союзники ещё в большей степени стали рабами народа афинского.

II. (3) А из тех подчинённых афинянам государств, которые лежат на материке, большие подчиняются из страха, а маленькие - главным образом из нужды; ведь нет такого государства, которое не нуждалось бы в привозе или вывозе чего-нибудь, и, значит, ни того ни другого не будет у него, если оно не станет подчиняться хозяевам моря.

6.14. Псевдо-Ксенофонт, Афинская полития.

Перевод С.И. Радцига

XII. Но что доставило жителям всего больше удовольствия и послужило городу украшением, что приводило весь свет в изумление, что, наконец, является единственным доказательством того, что прославленное могущество Эллады и её прежнее богатство не ложный слух - это постройка величественных зданий. Но за это, более чем за всю остальную политическую деятельность Перикла, враги осуждали его и чернили в Народном собрании. "Народ позорит себя, - кричали они, - о нём идёт дурная слава за то, что Перикл перенёс общую эллинскую казну к себе из Делоса; самый благовидный предлог, которым может оправдаться народ от этого упрёка, тот, что страх перед варварами заставил его взять оттуда общую казну и хранить её в безопасном месте; но и это оправдание отнял у народа Перикл. Эллины понимают, что они терпят страшное насилие и подвергаются открытой тирании, видя, что на вносимые ими по принуждению деньги, предназначенные для войны, мы золотим и наряжаем город, точно женщину-щеголиху, обвешивая его дорогим мрамором, статуями богов и храмами, стоящими тысячи талантов".

Ввиду этого Перикл указывал народу: "Афиняне не обязаны отдавать союзникам отчёт в деньгах, потому что они ведут войну в защиту их и сдерживают варваров, тогда как союзники не поставляют ничего - ни коня, ни корабля, ни гоплита, а только платят деньги; а деньги принадлежат не тому, кто их даёт, а тому, кто получает, если он доставляет то, за что получает. Но, если государство снабжено в достаточной мере предметами, нужными для войны, необходимо тратить его богатство на такие работы, которые после окончания их доставят государству вечную славу, а во время исполнения будут служить тотчас же источником благосостояния, благодаря тому, что явятся всевозможная работа и разные потребности, которые пробуждают всякие ремёсла, дают занятие всем рукам, составляют заработок чуть не всему государству, так что оно на свой счёт себя и украшает, и кормит".

XXV. Перикл двинулся с флотом к Самосу, низложил бывшее там олигархическое правление и, взяв в заложники пятьдесят человек из числа первых лиц в городе и столько же детей, отправил их на Лемнос. Говорят, каждый из заложников давал ему за себя по таланту, и ещё много денег предлагали лица, не желавшие учреждения демократического правления в городе. Кроме того, перс Писсуфн, относившийся благожелательно к самосцам, послал ему десять тысяч золотых в виде отступного за город. Однако Перикл ничего этого не взял, но, поступив с самосцами, как решил, учредил там демократическое правление и отплыл в Афины.

6.15. Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Перикл.

Оценка афинского государственного строя олигархически настроенным автором

Этот политический памфлет о государственном устройстве афинян находился в сборнике сочинений Ксенофонта; отсюда его название "Псевдоксенофонтова полития". Авторство самого Ксенофонта весьма сомнительно, так как Ксенофонт родился около 444 или около 430 г. до н.э. (на этот счёт между историками существует расхождение). Кроме того, стиль и политические взгляды автора не совпадают с литературным стилем и политическими взглядами самого Ксенофонта. Самое вероятное время написания этого памфлета - около 425 г. до н.э., т.е. первые годы Пелопоннесской войны. Автор "Политии" не известен, но содержание трактата свидетельствует о его принадлежности к олигархам. Попытки приписать авторство этого труда Критию, Ферамену или обоим Фукидидам недостаточно убедительны.

I. (1) Что касается государственного устройства афинян, то, если они выбрали свой теперешний строй, я не одобряю этого по той причине, что избрав себе его, они тем самым избрали такой порядок, чтобы простому народу жилось лучше, чем благородным. Вот за это-то и я не одобряю его. Но уж раз у них это было принято в таком виде, я постараюсь доказать, что они удачно сохраняют своё государственное устройство и вообще заводят у себя такие порядки, которые представляются ненормальными с точки зрения остальных греков.

(2) Итак, прежде всего я скажу, что в Афинах справедливо бедным и простому народу пользоваться преимуществом перед благородными и богатыми по той причине, что народ-то как раз и приводит в движение корабли и даёт силу государству... вот эти-то люди и сообщают государству силу в гораздо большей степени, чем гоплиты, и знатные, и благородные. И, раз дело обстоит так, то считается справедливым, чтобы все имели доступ к государственным должностям как при теперешних выборах по жребию, так и при избрании поднятием рук и чтобы предоставлялась возможность высказываться всякому желающему из граждан. (3) Затем таких должностей, которые приносят спасение, если заняты благородными людьми, и подвергают опасности весь вообще народ, если заняты неблагородными, - этих должностей народ вовсе не добивается; он не находит нужным получать по жребию должности ни стратегов, ни гиппархов. И правда, народ понимает, что получает больше пользы, если эти должности не исправляет сам, а предоставляет их исправлять наиболее могущественным людям. Зато он стремится занимать те должности, которые приносят в дом жалованье и доход.

(4) Далее, если некоторые удивляются, что афиняне во всех отношениях отдают предпочтение простым и бедным и вообще демократам перед благородными, то этим самым, как сейчас выяснится, они и сохраняют демократию... (5) Во всякой земле лучший элемент является противником демократии, потому что лучшие люди очень редко допускают бесчинство и несправедливость, но зато самым тщательным образом стараются соблюдать благородные начала, тогда как у народа - величайшая необразованность, недисциплинированность и низость. Действительно, людей простых толкают на позорные дела скорее бедность, необразованность и невежество - качества, которые у некоторых происходят по недостатку средств. (6) Может быть кто-нибудь скажет, что не следовало бы допускать их всех без разбора говорить в народном собрании и быть членами Совета, но только самых опытных и притом лучших людей. Но афиняне и в этом отношении рассуждают совершенно правильно, предоставляя говорить в собрании и простым, потому что, если бы только благородные говорили в народном собрании и обсуждали дела, тогда было бы хорошо людям одного положения с ними, а демократам было бы нехорошо. А при теперешнем положении, когда может говорить всякий желающий, стоит ему подняться со своего места, будь это простой человек, он изыскивает благо для самого себя и для себе подобных. (7) Кто-нибудь, пожалуй, возразит: так что же хорошего может придумать себе и народу такой человек? А в Афинах находят, что невежество, грубость и благожелательность такого человека скорее приносят пользу, чем достоинство, мудрость и недоброжелательность благородного. (8) Конечно, не такие порядки нужны для того, чтобы государство могло сделаться наилучшим, но зато демократия скорее всего может сохраниться при таких условиях...

(10) С другой стороны, очень велика в Афинах распущенность рабов и метеков, и нельзя тут побить раба, и он перед тобой не посторонится.

(9) А что касается жертв и святилищ, празднеств и священных участков, то народ, поняв, что невозможно каждому бедному человеку самому приносить жертвы, устраивать празднества, возводить храмы и украшать и возвеличивать город, в котором живёт, придумал, как достигнуть этого. Вот поэтому государство совершает на общественный счёт жертвоприношения в большом числе, а народ и пирует, и получает по жребию мясо жертвенных животных. (10) Кроме того, гимназии с банями и раздевальнями у богатых - по крайней мере у некоторых - есть собственные, народ же строит специально сам для себя многочисленные палестры, раздевальни и бани. И больше пользуется ими чернь, чем немногие зажиточные.

6.16. [Ксенофонт], Афинская Полития.

Перевод С.И. Радцига

III. (1) Итак, что касается государственного устройства афинян, то характер его я, конечно, не одобряю; но, раз уж они решили иметь демократическое правление, мне кажется, что они удачно сохраняют демократию, пользуясь теми приёмами, какие я указал.

Кроме того, как я вижу, некоторые упрекают афинян ещё и за то, что иногда у них Совету и народу не удаётся принять решение для человека, хотя бы он сидел в ожидании целый год97. Происходит это в Афинах только из-за того, что вследствие множества дел они не успевают всех отпускать, разрешив их дела. (2) Да и как бы они могли успеть сделать это, когда им приходится, во-первых, справлять столько праздников, сколько нет ни в одном из греческих государств, - а во время их труднее добиться чего-нибудь по делам государства, - затем разбирать столько частных и государственных процессов и отчётов, сколько не разбирают и все вообще люди, а Совету - совещаться часто о войне, часто об изыскании денег, часто о законодательстве, часто о текущих событиях государственной жизни, часто о делах с союзниками; принимать подать; заботиться о верфях и святилищах. Так что же удивительного, что при наличии стольких дел они не в состоянии всем людям разрешить их дела?... (5) Ещё о многих вещах я не говорю; самое же важное упомянуто всё, кроме установления податей для союзников98. А эти дела бывают по большей части каждое пятилетие... (7) Хорошо! Но кто-нибудь скажет, что судить надо, но не такому большому количеству судей99. Тогда по необходимости в каждой судебной комиссии, если не сократят числа их, будет заседать лишь ограниченное число членов, в результате чего легко будет и вступить в сделку с судьями ввиду их малочисленности, и подкупить их, но вместе с тем им будет гораздо труднее судить по правде... Так вот ввиду этого я не считаю возможным, чтобы в Афинах дела шли иначе, чем теперь; разве только в чём-нибудь незначительном можно одно выкинуть, другое прибавить, а многого изменить нельзя, не отнимая в то же время чего-нибудь у демократического строя. (9) Конечно, чтобы улучшился государственный порядок, можно многое придумать, но, чтобы существовала демократия и чтобы в то же время было лучшее правление, найти удовлетворительное решение этого нелегко; разве только, как я только что сказал, можно в мелочах что-нибудь прибавить или отнять.

(10) Затем, мне кажется, афиняне и в том отношении неправильно рассуждают, что принимают сторону худших в государствах, где происходит смута. Но они это делают сознательно, потому что если бы они принимали сторону лучших, то вступались бы не за своих единомышленников: ведь ни в одном государстве лучшие люди не сочувствуют демократии, но худшие в каждом государстве сочувствуют демократии100; конечно, подобный подобному всегда друг. Вот поэтому-то афиняне и вступаются за то, что подходит к ним самим...

(12) Может быть, кто-нибудь возразит, что, видно, никто не подвергся в Афинах несправедливо лишению гражданской чести101. Я же утверждаю, что есть некоторые, которые лишены прав несправедливо, но это лишь некоторые, немногие. Между тем, чтобы посягнуть на существование афинской демократии, нужна не горсть людей.

6.17. Ксенофонт, Афинская Полития.

Перевод С.И. Радцига

Зародыши гибели Афинской демократии

Фукидид изображает государственный строй при Перикле как аристократический, который лишь по названию был демократическим, а на самом деле был господством одного первенствующего человека. По свидетельству многих других авторов, Перикл приучил народ к клерухиям, получению денег на зрелища, получению вознаграждения; вследствие этой дурной привычки народ из скромного и работящего под влиянием тогдашних политических мероприятий стал расточительным и своевольным.

Проводя эти мероприятия, он руководился желанием освободить город от ничего не делающей и, вследствие праздности, беспокойной толпы и в то же время помочь бедным людям, а также держать союзников под страхом и наблюдением, чтобы предотвратить их попытки к восстанию поселением афинских граждан подле них.

6.18. Плутарх, Перикл, IX; XI.

Боязнь судов.

"Члены Совета! Прежде я думал, что всякий может избежать суда и кляуз, если будет держаться в стороне от общественной деятельности. Но теперь я так неожиданно подвергся обвинению и попал в руки подлых сикофантов, что думается мне, даже младенец в утробе матери уже должен бояться за будущее, если это как-нибудь возможно; ведь благодаря таким господам опасность попасть под суд грозит человеку ни в чём не повинному, наравне с человеком преступным".

6.19. Лисий, VII, 1.

Предвзятость судов.

"Разве ты не видишь, Сократ, - сказал опять Гермоген, - что судьи в Афинах, сбитые с толку речью, выносят смертный приговор многим людям, ни в чём не виновным, и, напротив, многих виновных оправдывают?"

6.20. Ксенофонт, Воспоминание о Сократе, IV, 8,5.

Вопросы

1. Как античные авторы объясняют создание Первого Афинского морского союза и установление гегемонии Афин в нём?

2. Почему Афинам было выгодно лишение экономического и политического равноправия союзников?

3. Все ли афинские граждане, по сообщению Плутарха, были согласны с переносом казны союзников в Афины? Какие аргументы против Перикла звучали на народном собрании?

4. В чём вы видите уязвимость Афинской демократии? (используйте фрагменты приведённых трудов Плутарха, Лисия, Ксенофонта, а также монографии Ф.Н. Арского "Перикл").

6.21. Мнения отечественных специалистов

Т. Алабина. Картины из жизни государства Афинского в V в. до Р.Х. М., 1903. С.59.

После персидских войн афиняне окончательно забрали в свои руки управление союзными делами и прежних союзников-товарищей превратили в своих подчинённых. В этом были отчасти виноваты сами союзники; они были слишком легкомысленны и ленивы; их выборные люди всё реже и реже являлись на общий совет; они присылали только деньги; а военный флот должны были содержать Афины. Афиняне считали себя в праве распоряжаться общими делами по-своему: они больше всех хлопотали и работали, значит, им и принадлежит самая большая власть. Мало-помалу афиняне стали вмешиваться даже и во внутренние порядки союзных городов; если же союзники пытались ослушаться их приказаний, то их усмиряли оружием. Деньги из союзной казны афиняне стали тратить по своему усмотрению, и союзники не могли спорить со своим неожиданным господином: Афины добросовестно исполняли договор, и афинский флот всегда был готов к защите каждого из союзников. Перикл ещё больше постарался укрепить власть над союзниками: в душе он лелеял гордую надежду составить из этих государств единое сильное государство во главе с Афинами.

А.К. Бергер. Политическая мысль древнегреческой демократии. М., 1966. С. 9-10.

Возникновение в середине V в. до н.э. обширного централизованного морского государства вокруг и под властью Афин, с единством монеты, мер и весов, с единством в значительной мере законодательства, суда и общегосударственной системы, так же, как и военной организации, совершенно не вяжется с классической теорией полиса; ведь эту Афинскую архе, морскую державу, нельзя квалифицировать ни как союзное государство, ни, тем более, как союз государств. Авторитарность власти Афин превышала компетенцию той власти, которую мы понимаем под термином "союзная власть", ибо последняя необходимо предполагает наличие постоянно действующего представительства союзников в виде органа той или иной компетенции, какого в Афинской морской державе не существовало. Однако важно отметить при этом, что сама идея политического контроля несомненно проступала в системе отношений между Афинами и союзниками. Об этом весьма выразительно говорит факт публичной отчётности афинской власти не только перед афинским демосом, но и перед союзниками в виде весьма тщательного ежегодного публикования как афинского, так и общесоюзного (своего рода государственных) бюджетов. Причём каменные стелы с этими высеченными на них финансовыми отчётами выставлялись на общее обозрение в буквальном смысле слова.

Весьма важно отметить, что в этих списках "фороса" назывался каждый полис с указанием не только назначенной ему денежной суммы взноса в общесоюзную казну, но и того, как фактически эта сумма была выплачена; отмечались недоимки и то, как они погашались. Довольно многочисленные другие эпиграфические документы позволяют заключить, что в оживлённых и сложных взаимоотношениях Афин и союзников господствовала строгая законность, и дружелюбие между демократической властью Афин и демосом союзников нарушалось редко.

О замкнутости и автаркии многих десятков и даже сотен полисов, входивших в Афинскую морскую державу, не могло быть, как видим, и речи. Здесь перед нами первое в истории, создавшееся в специфических условиях древнегреческой социальной и экономической действительности, демократическое централизованное развитое государство весьма своеобразной структуры. Но в современной историографии этот громадной важности факт, не только не констатируется, но решительным образом не признаётся: Афинская морская держава рассматривается только как случайное явление, как чисто насильственное государство Афин, как подавление истинно эллинской государственности автаркических полисов, приводившее к их деградации. Между тем те силы тяготения, которые обусловили возникновение и развитие Афинской морской державы, продолжали действовать и после её разгрома в Пелопоннесской войне в 404-403 гг. Всего через несколько лет после ликвидации Афинской морской державы, потребовавшей крайнего напряжения спартано-персидских сил, вокруг Афин стихийно вновь начало формироваться из прежних союзников морское государство, иногда называемое Вторым морским союзом.

Ф.Н. Арский. Перикл. М., 1971. С. 209-211.

Периклу не приходило в голову, что столь тщательно возводимое им здание развалится с такой быстротой. Его эпоху позднее безоговорочно назовут "золотым веком" афинской истории, с его именем свяжут наивысший расцвет Афин. Трагизм в том, что источники этого процветания в самих себе таили зародыши гибели.

Демократия оставалась демократией для избранных. Она могла существовать, лишь эксплуатируя союзников, фактически превратившихся в подданных. Свобода афинских граждан предполагала несвободу большинства населения державы. От союзников требовали покорности и уплаты дани. И золото текло в государственную казну. Оно дало возможность украсить город знаменитыми сооружениями, создать мощный флот. Оно открыло гражданам дорогу к оплачиваемым должностям, позволяло кормить их и развлекать. Сократ говорил, что Перикл сделал афинян "ленивыми, трусливыми, болтливыми и жадными". В этих словах больше горечи, чем истины. Но верно, что всё больше людей, окунувшись в политическую деятельность, отвыкало от производительного труда.

Перикл утверждал: постыдна не бедность, а праздность, и наивно полагал, что навсегда покончил с нищетой. Он не знал, что только за первые шесть лет войны будет израсходовано около 5 тысяч талантов и придётся прибегать к чрезвычайным мерам - вводить налоги, почти вдвое увеличивать форос, подняв его до тысячи талантов в год. За стенами города укрылись не просто крестьяне Аттики102 - в нём скопились тысячи разорившихся граждан, лишённых возможности трудиться. Паразитическая психология захватывала обедневшие слои демоса, которые требовали, чтобы государство их содержало. "Тяжёлая работа - удел рабов", - безапелляционно заявит Аристотель. Афинский гражданин рождён свободным и должен быть свободен от унизительных занятий. Его место - в военном строю, на заседании Совета пятисот, Народного собрания, гелиеи. Разве союзные города, афинские метеки, масса рабов не в состоянии обеспечить безбедное существование граждан?

Перикл верил, что суд - опора демократии. Он хотел, чтобы демос участвовал в гелиее. Предполагал ли он, что Афины охватит мания судебных процессов? Растёт сутяжничество, множатся доносы. Доносят на союзные города, увеличивая с них дань, на богачей, чьё имущество конфискуют, на чиновников, подозреваемых во взяточничестве, на мнимых заговорщиков. Обнищавший свободный демос становится рабом трёх оболов.

Перикл полагал: для правильных решений достаточно простого здравого смысла. Неподготовленность и неквалифицированность большинства судей обернулась против справедливости. Не в силах разобраться в изощрённых аргументах ораторов, гелиасты голосовали, поддавшись настроениям минуты, поддерживали тех, кто умел произвести выгодное впечатление.

Периклу казалось, он сумел покончить с раздорами и установить согласие среди граждан. После нескольких лет войны от мнимого единства не осталось и следа. Оживились и противники демократии. Сам демос раскололся на враждующие группировки. Одни призывали к решительным военным действиям, другие - к немедленному заключению мира. Одни критиковали афинские порядки за их недостатки, другие - за их достоинства. Бесконечные судебные процессы лишь усиливали недоверие и подозрительность. И не нашлось руководителей, способных покончить с хаосом и проводить твёрдую, последовательную политику.

В Народном собрании и суде всем заправляют демагоги. Люди нового поколения, они усвоили нехитрую мысль, что власть - отличный источник обогащения, и беззастенчиво распоряжаются государственной казной.

Умело используя недовольство и раздражение масс, демагоги с необыкновенной лёгкостью фабрикуют обвинения против тех, кто им неугоден, особенно среди состоятельных граждан. Штрафы и конфискации становятся обычным явлением. И как следствие - расцветает взяточничество. Проще откупиться от сикофанта или демагога, чем подвергаться судебному преследованию.

6.22. Мнения зарубежных историков

А. Боннар. Указ. соч. C. 227-230.

К моменту прихода Перикла к власти Афины уже около пятнадцати лет находились во главе важного союза городов - Делосской лиги. Этот союз, возникший в самом конце персидских войн (479 г. до н.э.), преследовал чисто военные цели: продолжение на море военных действий против персов, освобождение от них греческих городов, остававшихся под властью царя, сделать невозможным новое вторжение персов в Грецию. Освободительная и карательная война одновременно, война оборонительная и превентивная - таковы были задачи союза, успешно им осуществлённые под руководством Фемистокла, Аристида и Кимона.

Цетром федерации - одновременно святилищем, местом собрания был священный остров Делос, расположенный в сердце Эгейского архипелага.

С самого начала Афины пользовались привилегиями в федерации: это было следствием того, что у Афин был самый мощный флот. Афины командовали военными операциями и, следовательно, могли свободно распоряжаться финансовыми средствами. Союзники были обязаны поставлять федерации оснащённые и вооружённые корабли для войны с Персией. Вскоре же было разрешено тем союзным полисам, корабли которых были устаревшего типа, взамен этих кораблей вносить соответствующий денежный взнос. В 454 году в федерации оставалось, кроме Афин, только три члена, поставлявших корабли, а не деньги: Самос, Хиос и Лесбос. Зато Афины насчитывали около ста пятидесяти городов-данников, и сумма их ежегодных взносов к этому времени достигала по нашему курсу трёх миллионов золотых франков.

В том же 454 году (в правление Перикла) было решено перевести казну федерации с Делоса в Афины.

Теоретически все союзники - независимые города - имели одинаковые права. На деле, конечно, не могло быть равновесия сил между могучими Афинами, распоряжающимися военными операциями и финансами, и относительной слабостью союзных городов. Это несоответствие вызывало разногласия среди союзников и приводило к попыткам выйти из союза, но Афины решительно их пресекали. Первым восстал в 470 году Наксос, за ним в 465 году - Фасос. Потерпев поражение, эти города из союзников превращаются в подданных. Теперь Афины самостоятельно устанавливали размер их ежегодной дани. Эти первые измены и следующие за ними репрессии начались ещё во время правления аристократической партии: её вождь, Кимон, огнём и мечом вынудил непокорных подчиниться.

С установлением правления Перикла движение принимает больший размах: восстают три крупных ионийских города, в числе их Милет. В 446 году восстают города Эвбеи, Халкиды, Эретреи и другие. Восстание Эвбеи в результате поддержки, оказанной движению Спартой, явилось смертельной угрозой для республики. Пока Перикл беспощадно усмиряет Эвбею, союзу изменила Мегара, открыв дорогу в Аттику войскам Спарты. Аттика наводнена ими. Перикл вынужден прервать свои операции в Эвбее и мчаться на помощь Афинам, которым угрожает непосредственная опасность. Его молниеносное возвращение вынудило спартанцев оступить. Перикл снова возвращается на Эвбею. Весь остров покорён. В некоторые города были поставлены гарнизоны. В других изгоняются олигархи и правление "демократизируется".

Афины повсюду, после каждого подавленного восстания требуют от города, покорённого силой оружия, подписания акта о подчинении. Иногда Афины требуют заложников. Во многих полисах создаются преданные Афинам правительства. Чтобы покрепче прибрать к рукам некоторые важные города, Афины ставят там своих "правителей" - они контролируют политику, проводимую подчинённым городом. Наконец, начинает широко использоваться метод "клерухий" - колоний вооружённых афинских граждан, поселённых на землях, отнятых у "бунтовщиков", которых изгоняют или уничтожают. Эти колонии, расположенные поблизости от внушающих сомнение городов, отныне следят за тем, чтобы в стране не нарушался "порядок".

Уже давно не созывается и "Союзный совет". Каждые три года афинский народ устанавливает размеры дани. Афинские суды разбирают тяжбы Афин со своими подданными и редкими союзниками. Делосский союз превратился в Афинскую империю.

Этой империи всегда угрожала внутренняя опасность. В 441 году, в середине правления Перикла, повторяется старая история: опять отпадает остров Самос. Это втянуло Перикла в двухлетнюю бесплодную и кровавую войну. Наконец Самос капитулировал. Он уступил часть своей территории Афинам и платит теперь огромную военную контрибуцию. После этого всё, как по волшебству, приходит в порядок - конечно, вслед за "демократизацией" самосского правительства.

Эта империя - не простое управление полисами, подчинёнными Афинам. Она, по выражению Перикла, не что иное, как "тирания", чьей пленницей стали сами Афины. Перикл заявил это без обиняков в речи, приведённой Фукидидом. Обращаясь к своему народу, он сказал: "Вы даже не можете теперь отказаться от этой империи, даже если бы вы из страха и любви к покою захотели совершить этот героический акт. Рассматривайте это как тиранию: завладеть ею может показаться несправедливостью, отказаться - представляет опасность".

Вот - оно чудовище "империалистической демократии"! Не забудем, что это демократия, господствующая над толпой рабов и теперь богатеющая при помощи кровавых мер за счёт средств своих многочисленных подданных.

Эта империалистическая политика привела, однако, к тому, что в руках Перикла оказались огромные средства. Из года в год в Афины течёт золото. На это можно содержать, правда оплачивая её очень скромно, целую армию должностных лиц. Но на эти средства можно предпринять и дорогостоящие художественные работы - они в течение двадцати лет будут кормить всё рабочее население Афин, а самому городу принесут "вечную славу".

Шуллер Вольфганг. Афинская демократия и Афинский морской союз // ВДИ. 1984. № 3.

Вплоть до недавнего времени возникновение афинской демократии пытались объяснить исключительно внутриполитическими причинами, хотя при этом и указывали на то, что самосознание фетов возросло благодаря их роли при отражении персидского нашествия; но хронологическое, по крайней мере, совпадение внезапного мощного внедрения демократии с существованием Афинского морского союза либо вовсе не замечалось, либо упоминалось между прочим.

Чтобы выяснить возможное воздействие Морского союза на возникновение демократии, следует прежде всего установить, какие элементы полностью развитой демократии мы можем предполагать имевшимися, начиная с 50-х гг. V в. до н.э., т.е. насколько далеко вообще шагнула к тому времени демократия. При этом следует остерегаться того, чтобы, с одной стороны, ненароком не спровоцировать ретроспективно на V в. слишком много от отношений IV в., а с другой - также того, чтобы не отождествлять демократию с её институтами.

Институтами демократии, возникшими со времени греко-персидских войн, были:

- народное собрание, Совет 500, магистраты;

- сдача магистратских отчётов демосу, а не архонтам;

- докимасия магистратов и ежегодная смена должностных лиц;

- широко распространённая процедура жеребьёвки.]

Нет нужды в дальнейших указаниях на многочисленные установления 50-х гг. V в., которые или сами представляют собой дальнейшее развитие демократических принципов, или - что важнее себе уяснить - предполагают стремление к этому, соответственно потребность в этом: ежедневные выплаты за заседание в Совете и дикастериях, участие зевгитов в архонтате и, во всяком случае, закон о гражданских правах, насколько он, благодаря своим ограничениям, закреплял участие в демократических учреждениях за урождёнными афинянами, а потому был нацелен против знати, ибо как раз в её среде бывали дети от браков с не-афинянками.

Весь народ, особенно в своём органе - экклесии, отныне стал активнее, чем раньше, что можно установить по многим данным. Прежде всего, с этих пор вообще возрастает число вырезанных на камне надписей: постановления Народного собрания, число которых теперь явно вырастает, показывают тем самым возросшую активность и значение этого органа. В них называется имя внёсшего предложение; несмотря на возможный перевес принадлежащих к высшим слоям, по крайней мере в принципе, - всякий, кто хотел, тот и мог быть занесён в документ.

Наконец, само по себе существование постановлений Народного собрания уже ввиду их количества, но особенно благодаря засвидетельствованным добавочным предложениям, предполагает, что демос действовал не как фиктивный механизм голосования, но что были действительные и оживлённые дискуссии. Это засвидетельствовано сообщениями о несколько более поздних дебатах по поводу строительной программы, в ходе которых был подвергнут остракизму Фукидид, сын Мелесия.

Разумеется, точные цифры, которые выражали бы масштаб участия афинских граждан в политической жизни, недостижим, хотя изобилие функционировавших институтов с их потребностью в персонале и указывает на то, что абсолютное число активных участников было высоким.

Итак, в 50-е гг. V в. до н.э. процесс формирования демократии зашёл так далеко, что мы можем говорить об оживлённой, интенсивной политической жизни, которая позднее была разработана также в деталях. И вот уместно спросить, возможно ли установить какую-то связь этого с развитием Афинского морского союза.

Прежде всего следует подчеркнуть, что все нижеследующие соображения основываются на том предположении, что Афины, предоставив фетам - самое позднее со времён Фемистокла - участие в политических институтах, уже далеко продвинулись вперёд по пути к демократии, что они в известной степени уже стали на рельсы демократии. Морской союз мог только содействовать этому, поскольку в Афинах такое развитие было в определённой степени предрешено.

Некоторые, более непосредственные воздействия Морского союза на внутреннее развитие Афин, в дальнейшем будут упоминаться часто, и потому здесь нет нужды в подробном изложении. Одна сторона дела состоит в том, что в фетах нуждались из-за значения для морской войны (не только в победных сражениях при Саламине и Микале, но и в военных акциях Морского союза, как внешних, так и внутренних, и в обусловленном этим росте их самосознания). Относительно ясным остаётся факт растущего, благодаря Морскому союзу, улучшения в экономическом положении фетов, даже ещё до перехода союзной казны в распоряжение Афин, из-за многочисленности иных денежных поступлений в Аттику. Хотя всё это и ограничивалось скромными рамками, но, конечно, способствовало как выработке политического самосознания части демоса, оказавшейся благодаря этому в благоприятном положении, так и требованиям, чтобы она реально участвовала в политике.

...Но, кроме того, имеются и другие общие аспекты, которые могли бы быть раскрыты. Следует представить себе, что постоянные военные действия, вызванные к жизни Морским союзом, явились чем-то совершенно новым. Это более не было кратковременной или во всяком случае недолгой войной с сиюминутными, отчётливыми и ограниченными (либо с постоянно возобновлявшимися одними и теми же) целями. Напротив, мы должны исходить из того, что каждый год в море выходили военные корабли постоянно увеличивавшегося флота: сражения велись с Персией вплоть до Египта, против Пелопоннесского союза и не в последнюю очередь против отпавших полисов; в любом случае следует считаться с постоянным присутствием военного флота в Эгейском море. Речь шла, таким образом, о совершенно новом виде войны, ставшем для большой части афинских граждан почти, что постоянной формой существования. Воздействие, оказываемое этим, можно за недостатком свидетельств обрисовать лишь в общих чертах - при этом следует быть весьма осторожным. С одной стороны, частые отлучки масс населения могли привести к заметному расширению кругозора, лучшему знакомству с другими странами и другими людьми, хотя и не без влияния на релятивизацию собственного мироощущения. Этот опыт был следствием именно военного столкновения, а также в немалой мере - положения превосходства; и если конфронтация с Персией и Спартой в конце концов завершилась без эффективных результатов и даже поражением в Египте, то всё же оставалось соответствующее положение в самом Морском союзе. К этому добавлялось постепенное формирование афинского персонала для осуществления господства: гарнизонные коменданты, из которых развились должности архонтов и епископов, и переданные им гарнизоны позволяли афинскому владычеству выявляться всё чаще и длительнее, причём не только для подвластных, но и для самих афинян, участвовали они в этом непосредственно или нет. Результатом могло стать, таким образом, уже на этой ранней стадии сильное чувство превосходства и собственной значимости.

Внедряемые в союзных городах для укрепления афинского владычества демократические режимы должны были из-за этой своей функции действовать стабилизирующе на внутриафинскую демократию, поскольку стало ясно, что с изменением конституции Афин могло бы оказаться под угрозой и господство их в Морском союзе.

Разнообразие прочих дел, связанных с Морским союзом, которыми занимался Совет, видно далее из декрета, которым упорядочивались отношения с отпавшим и снова завоёванным городом Халкидой на Эвбее: там Совет и дикасты должны были приносить клятву, предоставлявшую халкидянам определённые гарантии, а три выбранных из состава Совета булевта должны были совершить жертвоприношение.

Но гораздо более важными, многочисленными и впечатляющими, чем у Совета, были занятия делами Морского союза у судов присяжных и особенно у Народного собрания. Афинские народные суды (естетственно, как и Совет и судебные магистры) занимались в большинстве случаев решениями по процессам над союзниками. Преступными действиями, подлежащими суду в Афинах, были: измена, уклонение от клятвы верности или её нарушение, правонарушение, связанное с форосом, с Законом о монете, против афинских должностных лиц, убийство и нанесение всякого рода ущерба афинянам, афинским проксенам и прочим друзьям Афин. В качестве наказаний, предусмотренных для союзников, исключительной компетенции Афин подлежали: смертная казнь, атимия, конфискация имущества, изгнание, денежные штрафы размером в 5 талантов, налагавшиеся на союзные города; наконец, Афины имели право выносить решения в определённых гражданских процессах союзников.

Афинский морской союз интенсифицировал процесс демократии и поднимал его на новую завершающую ступень.

Вопросы

1. В историографии не существует единого мнения по вопросу о финансовых возможностях Афинской демократии, связанных со взиманием фороса с союзников, как и по проблеме взаимоотношений Афин с членами Первого Морского союза. По мнению А.К. Бергера, Афинская морская держава - "первое в истории... демократическое централизованное развитое государство". В. Шуллер утверждает, что Афинский морской союз не только способствовал улучшению экономического положения фетов, но "интенсифицировал процесс демократии". А. Боннар напротив, считает, что Делосская лига - это чудовище "империалистической демократии". Какое мнение и почему поддерживаете вы?

2. Почему суд - опора демократии по Периклу - превратился в один из главных её зародышей гибели?


ЯГПУ, Отдел образовательных информационных технологий
2015-05-13