Перикл не был создателем демократической системы правления в Афинах, но именно эта система, атмосфера политической, общественной и культурной жизни в Афинах после побед над персами и создание морской державы послужили питательной почвой для развития всех заложенных в этом человеке дарований и позволили ему наложить неизгладимый отпечаток яркой личности на историю родного города. Величие и слава Перикла были величием и славой Афин. В течение его правления сделано было столько, что это время без колебаний называют "эпохой Перикла". А длилась эта "эпоха" всего лишь пятнадцать лет.

Внутренняя политика Перикла характеризуется заботой об укреплении и дальнейшем развитии демократии в Афинах; стремлением обеспечить средства существования свободной афинской бедноте; поощрением литературы, искусства, театра; попытками внедрить в Афинах большую свободу быта, прежде всего в области семейных отношений.

Перикл в течение тридцати с лишним лет играл руководящую роль в политической жизни Афин, хотя бессменная его стратегия длилась менее половины этого времени (с 443 по 430 г. до н.э.). Самым значительным новшеством, введённым в Афинах при Перикле, была оплата службы должностных лиц - гелиастов, булевтов, архонтов и др. Впервые появилась реальная возможность малоимущим гражданам активно заниматься политической деятельностью. Это нововведение было настолько необходимо для афинской демократии, что было продолжено и расширено после Перикла вплоть до назначения в самом начале IV в. до н.э. платы даже за посещение народного собрания. Антидемократическая оппозиция, разумеется, подвергала жестокой критике оплату должностей, заявляя, что это развращает народ и возлагает лишнее бремя на государственную казну.

Предпринятое в Афинах по инициативе Перикла грандиозное строительство обеспечивало работой нуждавшихся в средствах к жизни бедняков. Люди самых разнообразных специальностей и занятий - от высококвалифицированных мастеров (скульпторы, архитекторы, гравёры, золотых дел мастера и др.) до простых погонщиков и грузчиков - были постоянно заняты, а Перикл вносил всё новые и новые проекты в народное собрание.

Но строительство в столь грандиозных размерах требовало больших средств. После того, как союзная казна в 454 г. до н.э. была перенесена в Афины, она постепенно становится составной частью афинских финансов, а когда был заключён мир с Персией и обеспечена безопасность в Эгейском море, союзные средства стали беззастенчиво тратиться на внутренние нужды Афин, в том числе и на строительные работы. Так, обеспечение работой нуждавшихся афинян и украшение города дорого обходилось членам Афинского союза.

Столь же двойственные последствия имела широко проводившаяся Периклом система создания клерухий - военно-земледельческих афинских поселений на территории союзников. Клерухи сохраняли афинское гражданство и были не только проводниками афинского влияния, но и прямыми защитниками интересов Афин (на случай недовольства или прямого мятежа). Нуждавшиеся в земле афиняне получали её за пределами Аттики, что смягчало противоречия внутри гражданского коллектива, клерухии оттягивали часть недовольных, возможные источники внутренних смут. Клерухии были выведены на Херсонес Фракийский (1000 человек), Наксос (500), Андрос (250), в Брею во Фракии (1000), в Синопу, на остров Евбея и др. Число афинских клерухов достигало почти 10 000 человеков.

Следующей формой помощи свободной бедноте, опять же сочетаемой с культурно-политическими задачами, были общегосударственные и общенародные празднества, число которых возросло в правление Перикла. Участие в них сплачивало афинян, повышало их политическое сознание, укрепляло привязанность к своему полису, а сопровождавшие празднества раздачи и угощения приобщали всю массу граждан к доходам государства и богатой верхушки. "Повторяющимися из года в год состязаниями и жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное отдохновение от трудов..." - говорит Перикл у Фукидида.

Периклу приписывается введение феорикона - зрелищных денег, которые выдавались государством беднейшим гражданам для оплаты театральных билетов. Театральные представления были составной частью общегосударственных праздников, театр играл большую роль в культурной и политической жизни Афин, был своеобразным источником распространения морально-политических идей.

При Перикле были восстановлены учреждённые ещё Писистратом суды по демам, что ускоряло разбирательство локальных конфликтов и освобождало сельских жителей от лишних поездок в Афины. Расширено было применение жребия при замещении должностей.

Источники

Плутарх о социальной политике Перикла

XI. Тысячу человек клерухов он послал в Херсонес¹⁰³, в Наксос - пятьсот, в Андрос¹⁰⁴ - половину этого числа, во Фракию - тысячу для поселения среди бисалтов, других - в Италию при возобновлении Сибариса¹⁰⁵, который теперь стали называть Фуриями. Проводя эти мероприятия, он руководился желанием освободить город от ничего не делающей и вследствие праздности беспокойной толпы и в то же время помочь бедным людям, а также держать союзников под страхом и наблюдением, чтобы предотвратить их попытки к восстанию поселением афинских граждан подле них.

XII. ...Людям молодым и сильным давали заработок из общественных сумм походы, а Перикл хотел, чтобы рабочая масса, не несущая военной службы, не была обездолена, но вместе с тем, чтобы она не получала денег в бездействии и праздности.

Поэтому Перикл представил народу множество грандиозных проектов сооружений и планов работ, требовавших применения разных ремёсел и рассчитанных на долгое время, чтобы остающееся в городе население имело право пользоваться общественными суммами нисколько не меньше граждан, находящихся во флоте, в гарнизонах, в походах. И правда, там, где были материалы: камень, медь, слоновая кость, золото, чёрное дерево, кипарис; где были ремесленники, обрабатывающие эти материалы: плотники, мастера глиняных изделий, медники, каменотёсы, красильщики золота, размягчители слоновой кости, живописцы, эмалировщики, гравёры; люди, причастные к перевозке и доставке этих материалов: по морю - крупные торговцы, матросы, кормчие, а по земле - тележные мастера, содержатели лошадей, кучера, крутильщики канатов, верёвочники, шорники, строители дорог, рудокопы; где, словно у полководца, имеющего собственную армию, у каждого ремесла была организованная масса низших рабочих, не знавших никакого мастерства, имевшая значение простого орудия, "тела", при производстве работ, - там эти работы распределяли, сеяли благосостояние во всяких, можно сказать, возрастах и способностях.

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Перикл, XI-XII. Перевод С.И. Соболевского.

Вопросы 1. Как вы понимаете выражение "век Перикла"?

2. Перечислите мероприятия, характеризующие социальную политику Перикла. Как вы думаете, с какой целью они проводились Периклом?

3. Учитывал ли Перикл социальные потребности граждан союзнических полисов, выводя на их территории клерухии?

7.2. Религиозная и театральная жизнь Афин V в. до н.э. как отражение проблем формирования и конституирования демократического строя

Учебники для вузов

История древнего мира. Расцвет древних обществ. Указ. изд. С. 192.

На Акрополе воздвигнут был знаменитый Парфенон, создание Иктина, Калликрата и Фидия. Мраморную лестницу, по которой на Панафинеи, праздник в честь Афины, покровительницы города, торжественная процессия шла на Акрополь, увенчали парадными пропилеями. Акрополь был украшен статуями Афины работы Фидия. Появилось специальное здание для учреждённых Периклом музыкальных состязаний - Одеон. Началась перестройка храма Деметры в Элевсине. Афины превращаются при Перикле в прекраснейший город Греции, куда много времени спустя продолжали стекаться почитатели искусства. По словам Плутарха, эти творения, созданные в течение короткого времени, продолжали жить в веках, сохраняя видимость свежести и новизны. Памятники художественного вкуса и могущества Афин не раз впоследствии спасали город от губительных разрушений победоносных завоевателей. Поднять на них руку означало посягнуть на славу и величие Эллады.

Такое впечатление Афины Перикла производили и на современников, что немало содействовало усилению престижа города среди союзников и других греков. Афины стали притягательным центром не только ради созерцания прекрасных памятников, но и для активного творчества. Художники, скульпторы, архитекторы, поэты, философы, лучшие умы Греции стремятся в Афины, подолгу живут и работают там. Недаром Фукидид приписывает Периклу слова: "Мы послужим предметом изумления для современников и потомства, и нам не нужен для восхваления Гомер..."

Источники

Превращение Афин в "Элладу в Элладе"

13. Между тем росли здания, грандиозные по величине, неподражаемые по красоте. Все мастера старались друг перед другом отличиться изяществом работы; особенно же удивительная была быстрота исполнения. Сооружения, из которых каждое, как думали, только в течение многих поколений и человеческих жизней с трудом будет доведено до конца, - все они были завершены в цветущий период деятельности одного государственного мужа.

Всем распоряжался и за всем наблюдал у Перикла Фидий, хотя при каждом сооружении были великие зодчие и художники. Именно, Парфенон "Стофутовый" сооружили Калликрат и Иктин; храм для мистерий в Элевсине начал строить Кориб: он поставил колонны на полу и соединил их архитравом. После смерти его Метаген из Ксипеты поставил на них фриз и верхние колонны; а крышу с отверстием для света на ней возвёл Ксенокл из Холарга. Длинную стену, которую предложил возвести Перикл (Сократ говорит, что сам слышал это), подрядился строить Калликрат.

Одеон во внутренней части имел много мест для сиденья и колонн, крыша его, покатая со всех сторон, выходила из одной вершины; говорят, он был построен наподобие палатки персидского царя тоже под руководством Перикла.

Во имя своего честолюбия Перикл тогда впервые добился народного постановления, чтобы на Панафинеях происходило музыкальное состязание; выбранный судьёй состязания, он сам установил правила, которыми участники состязания должны руководиться при игре на флейте, пении и игре на кифаре. Там, как и впоследствии, в Одеоне, устраивались музыкальные состязания.

Между тем, Фидий работал над золотой статуей богини, и в надписи на мраморной доске он назван творцом её. Почти всё лежало на нём и, как мы сказали, он по дружбе с Периклом был поставлен во главе всех мастеров. Это повлекло на одного зависть, на другого злословие, - будто Фидий принимает для Перикла свободных женщин, приходящих осматривать постройки. Комики ухватились за эту сплетню, распускали слухи о страшном распутстве Перикла, обвиняли его в связи с женой Мениппа, его друга и помощника по должности стратега, смеялись над Пирилампом, разводившим птиц, и говорили, будто он по дружбе с Периклом потихоньку посылает павлинов в подарок женщинам, с которыми Перикл находится в близких отношениях.

14. Фукидид и ораторы его партии подняли крик, что Перикл растрачивает деньги и лишает государство доходов. Тогда Перикл в Собрании предложил народу вопрос, находит ли он, что издержано много. Ответ был, что очень много. "В таком случае, - сказал Перикл, - пусть эти издержки будут не на ваш счёт, а на мой, и на зданиях я напишу своё имя". После этих слов Перикла народ, восхищённый ли величием его духа, или не желая уступить ему славу таких построек, закричал, чтобы он все издержки относил на общественный счёт и тратил, ничего не жалея.

31. Но самое тяжкое обвинение, подтверждаемое, однако, большинством свидетелей, приблизительно такое. Скульптор Фидий подрядился изготовить статую, как сказано выше. Так как он был другом Перикла и пользовался у него большим авторитетом, то у него было много личных врагов и завистников; а другие хотели на нём испытать настроение народа - как поступит народ в случае суда над Периклом. Они уговорили одного из помощников Фидия, Менона, сесть на площади в виде молящего и просить, чтобы ему дозволено было безнаказанно сделать донос на Фидия и обвинить его. Народ принял донос благосклонно. При разборе этого дела в Народном собрании улик в воровстве не оказалось: по совету Перикла, Фидий с самого начала так приделал к статуе золото и так её обложил им, что можно было все его снять и проверить вес, что в данном случае Перикл и предложил сделать обвинителям. Но над Фидием тяготела зависть к славе его произведений, особенно за то, что, вырезая на щите сражение с Амазонками, он изобразил и себя самого в виде плешивого старика, поднявшего камень обеими руками; точно так же он поместил тут и прекрасный портрет Перикла, сражающегося с Амазонкой. Рука Перикла, державшая поднятое копьё перед лицом, сделана мастерски, как будто хочет прикрыть сходство, но оно видно с обеих сторон.

Итак, Фидий был отведён в тюрьму и там умер от болезни, а по свидетельству некоторых авторов, от яда, который дали ему враги Перикла, чтобы повредить тому в общественном мнении.

Доносчику Менону народ, по предложению Гликона, даровал свободу от всех повинностей и приказал стратегам заботиться о его безопасности.

32. Около этого же времени против Аспасии был возбуждён судебный процесс по обвинению в нечестии. Обвинителем её выступил комический поэт Гермипп, который обвинял её ещё и в том, что к ней ходят свободные женщины, которых она принимает для Перикла. Диопиф внёс предложение о том, чтобы люди, не верующие в богов или распространяющие учения о небесных явлениях, были привлекаемы к суду как государственные преступники. Он хотел бросить подозрение на Перикла косвенным путём, через Анаксагора. Так как народ охотно принимал эти наветы, то, по предложению Драконтида, было, наконец, сделано постановление о том, чтобы Перикл представил пританам отчёты в деньгах, а судьи судили бы на акрополе и брали бы камешки с алтаря. Последнюю часть постановления Гагнон предложил отменить, а сам предложил, чтобы дело разбиралось судьями в числе тысячи пятисот человек, как бы ни захотели формулировать обвинение: в краже ли, или в лихоимстве, или вообще в преступлении по должности.

Что касается Аспасии, то Перикл вымолил ей пощаду, очень много слёз пролив за неё во время разбирательства дела, как говорит Эсхин, и упросив судей. А за Анаксагора он боялся и дал ему возможность тайным образом уйти из города. Когда же из-за Фидиева дела его популярность пошатнулась, то он, опасаясь суда, раздул медленно тлевшее пламя войны в надежде, что обвинения рассеются и зависть смирится, когда граждане во время великих событий и опасностей вверят отечество ему одному как человеку уважаемому и авторитетному. Так вот какие указываются причины, по которым он не дозволил сделать уступку спартанцам. Но истина неизвестна.

Плутарх, Сравнительные жизнеописания, Перикл, 13-32.

Мнения отечественных специалистов

И.Е. Суриков. Трагедия Эсхила "Просительницы" и политическая борьба в Афинах // ВДИ. 2002. № 1. С. 15-24.

Аттическая трагедия V в. до н.э. была глубоко проникнута актуальной политической проблематикой, насыщена аллюзиями на конкретные события общественной жизни (хотя, естественно, события эти чаще всего претворялись в мифологические образы) и воспринимались самими афинянами в контексте политической борьбы. Трагический жанр становился, таким образом, непосредственным фактором афинской политики. С этой точки зрения нам и надлежит посмотреть на "Просительниц": ассоциации и реминисценции какого рода оказываются в ней превалирующими?

Независимо от того, где происходило действие аттических трагедий (будь то Микены, Фивы или Аргос, как в "Просительницах"), их авторы имели в виду реалии современной им эпохи. Это положение можно было бы проиллюстрировать большим количеством примеров. Но достаточно вспомнить, что сцена чумы в Фивах, которой открывается "Эдип-царь" Софокла, представляет собой реминисценцию афинской эпидемии в начале Пелопоннесской войны, а, скажем, описанные в "Оресте" Еврипида дебаты в аргосском народном собрании. (Eur. Or. 866 sqq.), выглядят не чем иным, как живой картинкой заседания афинской экклесии. Иными словами, "Просительницы" Эсхила, строго говоря, не имеют прямого отношения к Аргосу, хотя их действие вроде бы и развёртывается в этом городе: под ахейским Аргосом всегда нужно понимать Афины первой половины V в. до н.э.

...А теперь подчеркнём тот факт, который, следует думать, уже был замечен читателями данной работы: в высшей степени значительное и, без преувеличения, определяющее место в анализируемой нами драме занимает проблематика, связанная с демократией. Перед зрителями "Просительниц" представал демократический полис (кстати говоря, являющийся центром обширной державы), решающий все сколько-нибудь важные государственные дела в народном собрании путём голосования и выступающий защитником слабых, обиженных и гонимых. А ведь именно такой имидж целенаправленно (и во многом справедливо) создавали себе Афины на протяжении практически всей классической эпохи.

Демократическая тема, красной нитью проходящая через трагедию "Просительницы", на наш взгляд, не оставляет места для сомнений при решении вопроса о времени её написания и постановки. Это должны быть именно 460-е годы, а никак не предшествующие десятилетия. Первые тридцать лет V в. до н.э. проходили в Афинах под знаком совсем иной проблематики, связанной в первую очередь с греко-персидскими войнами. Именно такого рода сюжеты являются доминирующими и на театральной сцене этого периода. Достаточно вспомнить о "Персах" того же Эсхила (472 г. до н.э.), а также о произведениях его старшего современника Фриниха. Драмы Фриниха не сохранились, однако известно, что самые прославленные из них - "Взятие Милета" (492 г. до н.э.) и "Финикиянки" (476 г. до н.э.) целиком посвящены "персидской" тематике.

В течение 460-х годов ситуация серьёзно изменяется. Персидская опасность уже позади, на первый план выходят внутриполисные дела. Начинается идеологическая подготовка ряда важных политических преобразований, которые были начаты реформой ареопага, имевшей место в 462 г. до н.э. и связываемой с именем Эфиальта, а продолжены в 450-х годах Периклом. В своей совокупности эти преобразования привели к весьма значительной демократизации афинского полиса. Не приходится сомневаться, что вокруг плана реформ происходила интенсивная борьба в общественном мнении, в ходе которой поднимались и вопросы более общего порядка, в том числе о природе и сущности демократического правления. В контексте этих дебатов и следуют рассматривать трагедию "Просительницы".

Необходимо отметить, что позиция драматурга в этом произведении представляется вполне однозначной: он выступает решительным сторонником демократии. "Просительницы" выглядит развёрнутым панегириком народовластию. Это чрезвычайно существенно для выявления политических взглядов Эсхила. Дело в том, что в отечественной историографии авторитетна точка зрения, согласно которой первый из триады великих афинских трагедиографов был в целом выразителем интересов традционно настроенных аристократических кругов, не слишком довольных нарастанием демократических элементов в государственном устройстве. Автору этих строк уже не раз приходилось полемизировать с этим мнением, указывая, что ближе к истине стоят те исследователи (в основном западные), которые считают Эсхила приверженцем Перикла. Драматург и политик были в течение долгого времени связаны самыми тесными отношениями. Уже при постановке эсхиловских "Персов" в 472 г. до н.э. молодой Перикл исполнял обязанности хорега. Трагедия "Семеро против Фив" (единственная сохранявшаяся часть тетралогии "Фиваида", поставленной в 467 г. до н.э.), согласно весьма импонирующей нам гипотезе Л.Поуста, имела одной из своих целей оказание поддержки Периклу, подвергавшемуся в начале своей политической карьеры нападкам противников в связи с родовым проклятием Алкмеонидов. Для решения этой задачи Эсхил прибегал к излюбленному аттической трагедией средству - созданию такого литературного образа героя (в данном случае Этеокла), который вызывал бы у зрителей ассоциации с конкретным афинским политическим деятелем. Наконец, поставленная в 458 г. тетралогия Эсхила "Орестея" (и в особенности входившая в неё трагедия "Эвмениды") содержала в себе отклик на злободневную тему реформы ареопага, причём отклик в высшей степени благоприятный для политики Перикла. Прославляющие демократию "Просительницы" прекрасно укладываются в этот ряд.

...Хотелось бы привлечь внимание к одному интересному и даже парадоксальному обстоятельству. Изображая демократический полис, драматург при этом сохраняет значительное место и для его правителя Пеласга, который оказывается фактически "первым гражданином", с помощью искусно составленных речей убеждающим сограждан в народном собрании принять то или иное решение. Демократия и царь - этот, казалось бы, странный симбиоз, тем не менее, нередок в памятниках греческой трагедии V в. до н.э., посвящённых политической проблематике. В "Гераклидах" и "Просительницах" Еврипида, в очень позднем "Эдипе в Колоне" Софокла обнаруживается точно такая же картина: царь, выступающий главным защитником демократического устройства, восхваляющий блага демократии, сознательно исполняющий всем своим правлением волю демоса.

Насколько можно судить, перед нами - отражение парадигмы, весьма характерной для афинской политической мысли V (но уже не IV) века до н.э. и сводящейся к тому, что народовластию отнюдь не противоречит наличие в полисе некоего "первого мужа", "первого гражданина", простата, - иными словами, наиболее влиятельного лица. Эта парадигма весьма ясно прослеживается, например, у Фукидида, который, слагая самый блестящий из когда-либо существовавших энкомиев афинской демократии ("надгробную речь Перикла"), тем не менее не упускает случая заметить, что на деле-то демократическое правление выливалось во власть одного человека (Thuc. II. 65.9). Аристотель в "Афинской политии" (28.2), суммируя историю демократических Афин на протяжении большей части V в. до н.э., видит в ней, по сути дела, не что иное, как череду сменявших друг друга "простатов.". Характерно, что, говоря о современной ему афинской демократии, никаких простатов он уже не упоминает: условия политической жизни сильно изменилось.

Трагедия "Просительницы" должна рассматриваться в том же контексте, что и несколько более поздние "Эвмениды", - как свидетельство борьбы между политическими группировками Кимона и Перикла, борьбы, одним из центральных пунктов которой был вопрос о дальнейшей демократизации афинского полиса.

Религиозная и строительная политика Перикла

И.Е. Суриков. Перикл и Алкмеониды // ВДИ. 1997. № 4. С. 14-36.

Вплоть до Перикла многолетние связи Алкмеонидов с Дельфами отличаются прочностью и стабильностью. Однако затем происходит достаточно серьёзный перелом. Вся эпоха Перикла становится временем резкого ухудшения отношений между Афинами и Дельфами. К моменту начала Пелопоннесской войны оракул оказывается всецело на стороне Спарты (Thuc. I. 1.118. 3). В самом требовании "изгнать скверну", направленном спартанцами афинянам в 432 г. (Thuc. I. 126-127; Plut. Per. 33), ощутимо дельфийское влияние. Таким образом, при Перикле традиционная дружба Дельфов с его родом решительно пресеклась.

Думается, причина недружелюбия дельфийского жречества к Периклу та же, что в своё время к Писистрату и Писистратидам. Имперские притязания перикловых Афин распространялись не только на политическую, но и на религиозную и культурную сферы. И вот здесь они вступали в прямое противоречие с интересами Дельфов, по-прежнему отстаивавших свой авторитет как главного общегреческого религиозного центра. Вся деятельность Перикла и объективно, и субъективно была направлена на подрыв этого дельфийского авторитета. В замыслах афинского "олимпийца" именно Афины, а не Дельфы и не какое-нибудь другое место, должны были стать первой святыней Эллады.

Антидельфийская направленность видна во многих мероприятиях Перикла. Следует отметить предпринятую им в 448 г. (после возобновления Каллиева мира) попытку созыва в Афинах общеэллинского конгресса, главными вопросами которого должны были стать культовые - восстановление сожжённых персами греческих храмов и благодарственные жертвоприношения по поводу победы (Plut. Per. 17). В случае удачи этой акции Афины, несомненно, приобрели бы огромное значение в религиозной жизни Греции. Однако усилиями лакедемонян конгресс был сорван. Открыто афино-дельфийская враждебность проявилась во Второй Священной войне (наиболее вероятная дата - 448 г., можно рассматривать её как одну из кампаний Малой Пелопоннесской войны). В ходе военных действий Дельфы были временно отбиты у дельфийского жречества, поддерживаемого Спартой, и переданы фокидянам (Thuc. I. 112. 5; Plut. Per. 21).

В этом же контексте следует рассматривать основание в 443 г. по инициативе Перикла под эгидой Афин общегреческой колонии Фурии в Италии (Strabo. VI. 263; Plut. Per. 11). Данная акция не могла не быть вызовом дельфийскому Аполлону, традиционно считавшемуся покровителем колонизации. О религиозном значении основания Фурий говорит уже тот факт, что ойкистом колонии (по крайней мере, со стороны афинян) был назначен известный прорицатель Лампон. Лампон был заметной фигурой в перикловых Афинах. Он являлся не только прорицателем, но и жрецом и экзегетом, а, кроме того, принадлежал к ближайшему окружению Перикла (Arist. Rhet. 1419a2; Plut. Per. 6).

...Наконец, следует сказать несколько слов и о грандиозной строительной программе Перикла, в ходе реализации которой город украсился архитектурными памятниками, величественностью и красотой превосходившими всё, что дотоле приходилось видеть афинянам, да и не только им (Plut. Per. 12-13). Было бы непростительным упрощением трактовать эту программу только в рамках афино-дельфийского соперничества, однако существуют серьёзные основания полагать, что и этот аспект в ней также присутствовал. Перикл стремился сделать родной город не только политическим гегемоном греческого мира, но и его важнейшим культурным, религиозным центром; он видел в Афинах не только столицу державы, но и "школу Эллады" (Thuc. II. 41. 1). Если же в предшествующую эпоху какой-нибудь город и мог заслужить столь почётное наименование, то это были именно Дельфы, санкционировавшие своим авторитетом ряд важных новшеств в идейном развитии архаической эпохи (в частности, феномен раннего греческого законодательства). Теперь эту роль готовились перенять перикловы Афины, что никак не могло быть встречено с энтузиазмом в Аполлоновом святилище.

Отметим в связи с вышесказанным два интересных обстоятельства. Во-первых, начало строительства на Акрополе относится к 440 годам, т.е. как раз к тому периоду, когда произошло отчуждение Перикла от Алкмеонидов. Во-вторых, среди перикловых построек мы обнаруживаем почти исключительно храмы и другие культовые сооружения. Афинский "олимпиец" совершенно пренебрегал гражданской архитектурой, общественными зданиями утилитарного назначения. Не удивительно, что обновлённые Афины почти сразу же стали центром паломничества греков (cр. Aristoph. Nub. 300).

Е.В. Никитюк. Процессы по обвинению в нечестии (асебейе) в Афинах во второй половине V в. до н.э. // Античный мир. Проблемы истории и культуры. Спб., 1998. С. 117-139.

В V в. Афины заняли уже ведущее место среди других греческих полисов не только в политической и экономической жизни, но также и в религиозной. Наряду с многочисленными местными праздниками, как, например, аррефории, прохаристерии, скирофории и т.д., в Аттике справлялись и такие, которые постепенно приобрели славу среди остальных греков ничуть не меньшую, чем знаменитые общегреческие религиозные празднества в Олимпии, Дельфах, на Истме и в Немее. Этими празднествами были, конечно же, Панафинеи в честь Афины, получившие со времён Писистрата наименование Великих, Великие Дионисии и Элевсинские мистерии в честь Деметры и Коры. Получил своё оформление и институт жречества, обслуживающего нужды большого количества храмов и богов, почитавшихся в Аттике.

Хотя существовали законы и выразительные запрещения затрагивать определённые темы, они, тем не менее, не образовывали в Афинах непреступного барьера для некоторой свободы речи. Но в то же время существование исегории в полном объёме не могло соответствовать консервативному в принципе духу афинской демократии. И если область внешней и внутренней политики не являлась запретной, то совсем по-другому было в областях, где сохранялся традиционный подход, то есть прежде всего в воспитании и религии. И всё же греческие государства, и в том числе афинское, были относительно терпимы и в религиозной сфере, о чём свидетельствуют как греческая мифология, так и аттическая комедия. Причиной этого можно с уверенностью считать "отсутствие ортодоксальной догмы в греческой религии, что препятствовало формированию божественного образа в доктринальной форме и позволяло значительную свободу мысли".

Но, тем не менее, государство устанавливало определённые границы свободы мысли и действий и сурово наказывало тех, кто их переходил, поскольку оскорбление, нанесённое богам города, могло вызвать гнев и кару божества на всю общину, виновную в принятии нечестивца к себе (Plat. Leg., X, 910 b; Ps.-Lys VI., 13, 33, 53; Ps.-Dem. C. Neaer., 109). В таких случаях выдвигалось обвинение в религиозном нечестии (асебейе) по graphe asebeias. Сведения о подобных процессах сохранились только начиная со второй половины V в. до н.э. Все они имели место в Афинах, что было обусловлено, по-видимому, особой интенсивностью политической и культурной жизни в этом городе. В этой связи надо иметь в виду: во-первых - завершение к этому времени формирования полиса и его институтов, прежде всего законодательных и судебных; во вторых - оформление религиозных культов и необходимость их защиты как со стороны государства, так и со стороны жречества; в третьих - какие-либо особые обстоятельства, политические или личные, которые являлись каждый раз как бы катализатором возбуждения процесса по обвинению в религиозном преступлении. Последний момент представляется нам немаловажным, так как при наличии многочисленных проступков по отношению к религии, случаи подобных процессов всё же относительно редки. Согласно сохранившимся источникам во второй половине V в. до н.э. в Афинах было выдвинуто семь таких обвинений - против Анаксагора, Фидия, Аспасии, Протагора, осквернителей герм и тех, кто участвовал в профанации мистерий, Диагора и Андокида.

Предварительно необходимо хотя бы вкратце осветить юридическую сторону процессов. Процедура обвинения в асебейе была, по-видимому, к V веку уже достаточно чётко разработана. Как сообщает Андокид, жалоба или донос по обвинению в нечестии представлялся непосредственно архонту-басилевсу (And. I, 111). Благодаря оставшимся у него от царской власти юридическим полномочиям в сакральной сфере, архонт-басилевс занимал второе место в иерархии остальных магистратов после архонта-эпонима, но реально играл более важную, чем он, роль в государственной жизни. В его компетенцию входило руководство проведением древнейших праздников в Афинах и наблюдение за священными участками в городе, совершение жертвоприношений от имени всех граждан. В качестве высшей инстанции он разбирал споры между жрецами, если они касались священных предметов, и сдавал в аренду земельные владения богов. Именно архонт-басилевс председательствовал в Ареопаге (Arist. Ath. pol., 57, 2: Hyper. Pro Eux., 6) на процессах по обвинению в асебейе, к каковым могли относиться сакральные преступления любого вида. Поскольку он же выносил решения и по вопросам, касающимся Элевсинского культа, он должен был быть обязательно посвящён в мистерии, точно так же, как и все судьи, принимающие участие в процессе (And. I, 12, 31). Кроме того, по свидетельству Лисия, разбор дела о нечестии мог проходить и в Буле под председательством девяти архонтов (Ps.-Lys. VI, 22; ср: VI, 5, 9, 27).

Донос делался частным лицом или от имени всей общины, так как институт прокуратуры ещё не сформировался. Такой порядок может быть засвидетельствован тем фактом, что в большей части процессов источники передают нам имя обвинителя (например, And. I, 12, 15-17, 34, 37; Lys. VII, 29: Plut. Per. 31; Diog. Laert. II, 12 etc.). Таких обвинителей могло быть и несколько по одному делу, при этом один из них произносил главную обвинительную речь, излагая все обстоятельства подробно и призывая свидетелей для подтверждения своих слов, а остальные поддерживали своими речами обвинение.

Обвинение могло иметь два вида - донос в собственном смысле этого слова (endeixis, menysis) и чрезвычайное заявление (eisangelia), второе подавалось в Буле или делалось непосредственно в экклесии (например, исангелия по поводу асебейи Алкивиада). При этом обвинителю требовалось испросить себе безопасность (adeia), что можно было сделать различными способами: сесть на агоре у алтаря в качестве молящего (Plut. Per., 31) или подать прошение об этом в Буле (And. I, 15). "Безопасность" требовалась не только для свободного человека (And. I, 22, 27), но и для метека (And. I, 15) и даже раба (And. I, 11-12). Постановление о предоставлении "безопасности" принималось обычно экклесией (And. I, 11-12) и лишь, по-видимому, в экстренных случаях - Советом (Буле), когда ему предоставлялись неограниченные полномочия (bule autocrator - And. I, 15). Но получение права "безопасности" не приводило к полной безнаказанности, так как, как передаёт Андокид, "закон гласил следующее: если кто донесёт, и донос окажется соответствующим действительности, пусть ему будет безопасность, если же донос окажется ложным, пусть умрёт" (I, 20).

...При подтверждении судебным разбирательством факта совершённого нечестия полагалась награда (menytron) - например, за донос по делу гермокопидов и мистерий Андромах получил 10 тысяч драхм, Тевкр - тысячу, причём деньги были им торжественно вручены как спасителям отечества во время празднования Панафиней (And. I, 28). В качестве награды могли быть и какие-либо почётные привилегии: так, Менона, обвинителя Фидия, освободили от всех повинностей (Plut. Per. 31), Диоклида, обвинителя по делу 415 года, "как спасителя города увенчали венком и на упряжке отвезли в пританей и он даже пообедал там" (And. I, 45). Если же донос в результате чего-либо, например, встречного доноса (Thuc. VI. 61. 1), признавался ложным, то клеветника сразу же в соответствии с законом (And. I, 20; Ps.-Lys. VI, 23) без повторного суда казнили (And. I, 65-66).

Основанием для возбуждения процесса об асебейе было одно или совокупность нескольких религиозных преступлений. В V в. до н. э. в качестве таковых чаще всего выступают: 1) нанесение ущерба атрибутам культа (Диагор, гермокопиды); 2) нарушение храмовых установлений (Андокид в 399 г.); 3) разглашение или пародирование Элевсинских мистерий, пользовавшихся особым почётом у афинян (Диагор, Алкивиад); 4) распространение в среде гражданского коллектива скептических взглядов на традиционные религиозные представления (Протагор); 5) полное отрицание богов (Диагор). При этом на основании сведений источников можно сделать вывод, что доносы и обвинения, приводившие к этим процессам, были вызваны либо политическими (в случае Диагора - война с Мелосом, Алкивиада - Сицилийская экспедиция), либо экономическими (в деле Андокида 399 г.) причинами, либо имели характер личной инвективы, но, безусловно, также с политическим контекстом (попытки подорвать влияние лиц, занимавших высокое положение в государстве, с помощью обвинения в асебейе или их самих (Алкивиад), или кого-либо из ближайшего их окружения (Перикл)). Имела своё значение и характерная психология афинян - предпринимать решительные действия в состоянии большого возбуждения или паники, к тому же, зачастую спровоцированных демагогами. Таким образом, можно заключить, что ни один из рассмотренных процессов по обвинению в асебейе не был мотивирован одним лишь оскорблением религиозных чувств афинян и страхом перед возмездием богов, так как каждый раз прослеживается влияние вполне светских причин. Разумеется, одно здесь не исключало другого, но как всегда в древнем обществе, дела религиозные и светские переплетались и образовывали единое целое.

Вопросы

1. Как вы понимаете выражения: "Эллада в Элладе", "Афины - школа мастерства"?

2. В чём своеобразие религиозной политики Перикла?

3. Удалось ли Периклу превратить Афины в религиозный центр греческого мира?

4. Почему враги Перикла могли обвинить его и близких ему людей в нечестии?

5. Как вы думаете, являются ли обвинения в нечестии выражением свободы слова?

6. Какие элементы социальной психологии жителей Афин стали вам известны после изучения работ отечественных специалистов, посвящённых религиозному мировосприятию древних греков?

7. Перикл считал, что театр является средством политического воспитания граждан. Как вы думаете, сам Перикл имел какую-либо выгоду от покровительства театральной жизни в Афинах?

7.3. Внешняя политика Афин

Учебники для вузов

История древнего мира. Расцвет древних обществ. Указ. изд. С. 198-199.

Смелый и решительный в области внутриполитической, Перикл был сдержан и осторожен в отношениях с другими государствами. Так же, как и Фемистокл, он понимал, что после отражения персидской угрозы основным противником Афин становится Спарта. При Перикле завершено было строительство так называемых Длинных стен, соединявших город с гаванью Пирей. Отныне Афины могли не опасаться нападения с суши и, отсиживаясь под укрытием стен, получать всё необходимое и общаться с внешним миром с помощью своего флота. Так как угроза сухопутного нападения в это время могла исходить прежде всего от Спарты, а на море бесспорно господствовали Афины, сооружение стен было явно антиспартанским мероприятием и обеспечивало Афинам большую свободу действий в Балканской Греции. При Перикле были предприняты попытки расширить влияние Афин в Средней Греции, во Фракии¹⁰⁶, в Сицилии и Южной Италии, и даже в части Пелопоннеса (Мегары, Аргос). Однако он избегал рискованных операций, предпочитая дипломатические средства, а иногда и экономическое давление. Не все его внешнеполитические начинания удались. Предложение его созвать общеэллинский конгресс (443 г. до н.э.) для принятия совместных мер по восстановлению разрушенных персами храмов и обеспечению безопасного морского плавания было отклонено усилиями Спарты. Созданная по инициативе Перикла колония Фурии в Южной Италии, к участию в которой были приглашены все желающие, не превратилась, как было задумано, в символ единения греков под эгидой Афин, а заполнилась выходцами из Пелопоннеса и занимала впоследствии проспартанскую позицию.

Противодействие Спарты и её союзников распространению афинского влияния, подрывная деятельность внутри Афинского союза, опиравшаяся на поддержку там (и в самих Афинах) антидемократически сил, всё более обостряли отношения двух ведущих государств в Греции; и здесь и там усиливались воинственные тенденции, руководители обеих сторон вынуждены были пойти на крайние меры, которые привели к прямому столкновению - Пелопоннесской войне.

Если аристократическая оппозиция критиковала Перикла за угнетение союзников (что в целом было с её стороны демагогией) и призывала к тесному союзу со Спартой, порядки которой она превозносила, то усилившаяся в последний период правления Перикла радикальная оппозиция призывала к более жёсткому обращению с союзниками и к активной внешней завоевательной политике. В её программе отчётливо проявлялись отрицательные стороны рабовладельческой демократии, которая не только не отменила эксплуатацию и угнетение других народов, но не могла существовать без них.

Перикл, опиравшийся на свой непререкаемый авторитет и безусловную поддержку большинства афинского демоса, проводил собственную политическую линию, отражая многочисленные нападки оппозиции. Но его политика не выдержала испытаний Пелопоннесской войны. Вскоре после её начала Перикл ушёл с политической сцены, а потом и из жизни. К счастью для себя, он не дожил до сокрушения мощи Афин и краха морской державы. Деятельность и личность Перикла оставили неизгладимый след в истории Афин и всей Греции.

Источники

Демонстрация военного могущества Афин

17. Когда спартанцы стали смотреть с неудовольствием на возвышение Афин, Перикл, желая ещё более пробудить народную гордость и внушить гражданам стремление к великим делам, внёс в Народное собрание предложение о том, чтобы все эллины, где бы они не жили, в Европе или в Азии, в малых городах и больших, послали на общий съезд в Афины уполномоченных для совещания об эллинских храмах, сожжённых варварами, о жертвах, которые они должны принести за спасение Эллады по обету, данному богам, когда они сражались с варварами, о безопасном для всех плавании по морю и о мире. Для этой цели афиняне послали двадцать человек в возрасте свыше пятидесяти лет: пятеро из них приглашали ионян и дорян в Азии и островитян до Лесбоса¹⁰⁷ и Родоса; пятеро отправились в места при Геллеспонте¹⁰⁸ и во Фракии¹⁰⁹ до Византия¹¹⁰; ещё пятеро были посланы в Беотию¹¹¹, Фокиду¹¹² и Пелопоннес, а из него через Локриду¹¹³ на материк до Акарнании¹¹⁴ и Амбракии¹¹⁵; остальные отправились через Эвбею¹¹⁶ к жителям Эты¹¹⁷, к Малийскому заливу¹¹⁸, к ахейцам во Фтиотиде¹¹⁹ и к фессалийцам. Послы уговаривали эллинов прийти в Афины и принять участие в совещаниях о мире и общих действиях Эллады. Однако ничто из этого не осуществилось на деле; представители городов не собрались, как говорят, ввиду противодействия спартанцев и неудачи этой попытки прежде всего в Пелопоннесе. Я вставил этот эпизод, чтобы показать ум и величие замыслов Перикла.

19. За границей Перикл прославился изумительным морским походом вокруг Пелопоннеса. С эскадрой в сто триер он отплыл из Пег в Мегариде¹²⁰. Он опустошил не только бoльшую часть побережья, как сделал раньше его Толмид, но и проникал с гоплитами¹²¹, бывшими во флоте, в глубь страны далеко от моря: всех он приводил в страх своим нашествием и заставлял укрываться под защиту стен; только при Немее сикионцы¹²² выступили против него и начали сражение, но он обратил их в бегство в открытом бою и воздвиг трофей. В Ахайе¹²³, которая была в дружбе с Афинами, он взял на борт отряд солдат и переправился на судах к противолежащему материку; проплыв мимо Ахелоя, он опустошил Акарнанию, запер эниадцев в их городе, разорил их область и отплыл на родину, показав себя врагам - грозным, согражданам - острожным и энергичным полководцем; действительно, с его отрядом не произошло ни одного даже и случайного несчастия.

20. Прибыв в Понт¹²⁴ с большой эскадрой, блестяще снаряжённой, он сделал для эллинских городов всё, что им было нужно, и отнёсся к ним дружелюбно; а окрестным варварским народам, их царям и князьям он показал великую мощь, неустрашимость, смелость афинян, которые плывут, куда хотят, и всё море держат в своей власти. Жителям Синопы¹²⁵ Перикл оставил тринадцать кораблей под командой Ламаха и отряд солдат для борьбы с тираном Тимесилеем. После изгнания последнего и его приверженцев он провёл в Народном собрании постановление о том, чтобы в Синопу было отправлено шестьсот человек афинян, изъявивших на то согласие; они должны были жить вместе с коренными гражданами Синопы, поделив с ними дома и землю, которую прежде занимали тираны. В других случаях Перикл не уступал стремлениям сограждан и не дал себя увлечь, когда они, гордые своим могуществом и такими успехами, хотели предпринять новый поход в Египет и поднять восстание в приморских областях владений персидского царя. Многие уже тогда были одержимы той роковой, злополучной страстью к Сицилии, которую впоследствии разожгли Алкивиад и ораторы, возглавлявшие его сторонников. Некоторым снилась даже Этрурия и Карфаген, и нельзя сказать, что на это не было надежды, ввиду обширности афинского государства и благоприятного течения дел.

21. Однако Перикл сдерживал такое стремление сограждан к предприятиям в чужих странах и старался отбить у них охоту вмешиваться не в свои дела. Он направлял силы государства главным образом на охрану и укрепление наличных владений, считая уже достаточно важным делом остановить рост могущества Спарты. Поэтому он вообще относился к ней недоброжелательно.

Плутарх, Перикл, 17-21.

Мнения отечественных специалистов и зарубежных историков

В.М. Строгецкий. Античная традиция о причинах Пелопоннесской войны и отношение к ней в современной западноевропейской историографии // ВДИ. 1984. № 4.

В античной традиции можно выделить две версии возникновения Пелопоннесской войны. Первая из них принадлежит Фукидиду, вторая в наиболее концентрированном виде представлена у Диодора и Плутарха. Рассмотрим прежде всего более позднюю версию. Диодор, опираясь главным образом на Эфора и, возможно, Тимея, представляет Перикла как главного виновника войны. Насколько можно судить по данным Аристофана и Плутарха, эта версия в основе своей восходит к мнению представителей кругов, враждебных Периклу. Несомненно, ряд деталей той традиции имеет анекдотический характер, однако, рассматривая её в целом, следует отметить в ней и некоторый рациональный смысл. Согласно Диодору, "Перикл, зная, что в военное время народ прославляет благородных мужей в силу необходимости, а в мирное время на них клевещет, вследствие зависти и праздного образа жизни, решил, что самое подходящее для него вовлечь народ в большую войну, чтобы демос, имея нужду в доблести и руководстве Перикла, не соглашался с обвинениями против него и не располагал ни досугом, ни временем требовать от него тщательного отчёта". В этом замечании Диодора удачно подмечена как психология афинских граждан, так и политическая острота момента.

В 40 - 30-х годах V в. до н.э. в Афинах наблюдается обострение внтутриполитической борьбы. В конце 40-х годов Периклу пришлось столкнуться с оппозицией, представляющей собой организованное олигархическое движение, возглавляемое Фукидидом, сыном Мелесия, зятем Кимона, создавшим тайную политическую организацию - олигархическую гетерию (Plut. Per. 11; Arist., Ath. Pol. 28, 2; 5). Именно сторонники Фукидида требовали от Перикла тщательного отчёта об истраченных средствах (Plut. Per. 14). Однако Периклу удалось выйти победителем из этой борьбы, и Фукидид, сын Мелесия, был подвергнут остракизму и отправлен в изгнание в 443 г. до н.э. (Plut. Per. 14; ср. IG, I2, 911-912 = Tod, I2, 45).

...Новый этап обострения внутриполитической борьбы наметился в конце 30-х годах до н.э. В это время оппозиция Периклу была более сложной по своему составу. В ней можно выделить экстремистов, представителем которых был Клеон, консерваторов, возглавляемых Никием, и олигархов, чьим вождём после 433 г. до н.э. стал вернувшийся из изгнания Фукидид. Враги Перикла были недовольны тем, что он в течение десяти лет почти единолично правил Афинами (Thuc. II. 65, 9; Plut. Per. 15). Сознавая, что авторитет Перикла очень высок в государстве, они начали травлю его ближайших друзей и сподвижников; пострадали прежде всего Аспазия, Анаксагор, Фидий. Об этом и рассказывает нам отчасти Диодор (XII, 39, 1-2) и более подробно Плутарх (Per.31-32). Понимая всю сложность внутриполитической обстановки, Перикл надеялся внешнеполитической активностью пресечь внутренние склоки и недовольство. Поэтому он настойчиво призывал афинских граждан к войне со Спартой (Thuc. I, 140-144).

Вместе с тем Диодор, излагая причины Пелопоннесской войны, совмещает упомянутую традицию с тем, что сообщает Фукидид, правда, значительно сокращая его повествование. Согласно Фукидиду, истинная причина нарушения тридцатилетнего мира состояла в том, что усиление афинян стало внушать опасение лакедемонянам и вынудило их начать войну.

Со времени Бузольта взгляд Фукидида на причины Пелопоннесской войны получил широкое признание. Общепринятое мнение отразил в своём комментарии к "Истории" Фукидида Гомм, заметив, что "основная причина Пелопоннесской войны - это афинский империализм и обусловленный им страх спартанцев". Однако в последнее время некоторые исследователи пересмотрели сложившуюся точку зрения о Пелопоннесской войне.

Наиболее детальное обсуждение причин Пелопоннесской войны предложил в двух обширных главах своей монографии Кэген. Он обратил внимание на отрицательные стороны концепций своих предшественников, но признал правильным замечание об имеющемся в тексте Фукидида противоречии между анализом событий и его общим выводом. Кэген считает ошибочным заключение Фукидида о том, что подлинной причиной Пелопоннесской войны было растущее могущество Афин и вызванный этим страх лакедемонян. Эти причины, по его мнению, были присущи так называемой первой Пелопоннесской войне. Вторая же Пелопоннесская война не была ими обусловлена, поскольку между 445 и 435 гг. до н.э. не наблюдалось расширения экспансии Афинской державы, а Спарта в это время не испытывала особого страха перед Афинами (с. 346). Наконец, события в Эпидамне, Потидее и Мегарская псефизма сами по себе не создавали ситуации, при которой Пелопоннесская война становилась неизбежной (с. 347). Автор книги рассматривает эту войну как результат цепи случайных факторов.

Де Сент Круа, исследуя проблему возникновения Пелопоннесской войны, выдвинул два основных положения. Во-первых, война, по его мнению, произошла только в результате пелопоннесской агрессии; афиняне постоянно поступали очень корректно. Во-вторых, в принятии Мегарской псефизмы афиняне не руководствовались крайними мотивами, но лишь стремились вернуть священную землю Элевсина, которую захватили мегарцы. Близкую к этой концепцию выдвинул Р. Сили.

Материал источников показывает, что и Спарта, и Афины в равной степени проводили захватническую политику. С точки зрения Фукидида, политика Афин определялась страхом перед возможностью потери своего господства и стремлением обезопасить его путём расширения и укрепления афинского могущества.

Что же касается лакедемонян, то принцип безопасности в политике Спарты предусматривал необходимость для неё бороться за сохранение и укрепление своей гегемонии, ибо только таким образом она могла обеспечить жизнеспособность своего внутреннего порядка, так как поражение привело бы к потере ею союзников и открыло бы дорогу для проникновения в Спарту демократических порядков. Поэтому Фукидид неоднократно замечает, что ради своей безопасности лакедемоняне установили олигархические режимы в городах Пелопоннеса (I, 19; 76, 1; 77, 6).

Вместе с тем следует отметить, что политика Спарты и политика Афин были различны - каждая скорее отличалась внутривидовым характером и была обусловлена особенностями социально-экономической и политической структуры государств и своеобразием черт, характеризующих их внешнюю политику. На это и указывает Фукидид, говоря, что афинская внешняя политика характеризуется решительностью, энергичностью, динамизмом, стремлением к новшествам (I, 70). Не в последнюю очередь, как мы уже отметили, это связано с особенностями внутриполитической жизни Афин, насыщенной острыми конфликтами, борьбой политических группировок.

Для спартанской внешней политики были характерны нерешительность, медлительность, недоверие, консерватизм. Эти качества были обусловлены особенностями социально-экономической и политической организации спартанского общества. В силу этих причин, а также потому, что спартиаты в большинстве своём добровольно принимали такую систему жизни, в Спарте не возникло группировок типа Афинской демократии, аристократии и олигархии. Внутриполитическая жизнь спартанского общества характеризовалась относительной стабильностью и спокойствием. После расправы над Павсанием в 70-е годы V в. до н. э. вплоть до времени Лисандра мы практически не знаем о каких-либо политических волнениях в Спарте. Однако по мере расширения и укрепления афинской архэ лакедемоняне всё более начинают осознавать, что власть не статична и, если она не расширяется, то способна сокращаться. Поэтому, когда для обеих сторон стало ясно, что война неизбежна, они решили её вести всеми имеющимися в их распоряжении средствами.

Вопросы

1. Согласны ли вы с распространённым мнением о том, что Перикл не был великим полководцем?

2. Проанализируйте фрагменты сочинения Плутарха, посвящённые Периклу-полководцу. Как информация, изложенная историком, расширяет ваши представления о Перикле - личности?

3. Был ли Перикл повинен в развязывании Пелопоннесской войны?

4. Как сложилась судьба Перикла и членов его семьи во время Пелопоннесской войны?

ЯГПУ, Отдел образовательных информационных технологий
2015-05-13